Македонцы. Белогородская Анастасия Сергеевна
Перестал сооружать себе костюмы из картона и цветной бумаги, и мечи из палок. Перестал перед сном улетать в нарисованные на потолке космические дали и воображать то, какой он бесстрашный и сильный. Он по-прежнему порой витал в облаках, но совсем не так, как раньше. Все-таки что-то внутри него оборвалось и изменилось.
В последнее время, с тех пор, как Пашка впервые обратил на него внимание, все вокруг стало казаться ему не таким уж радостным. И в этот день, услышав звон будильника, он считал несправедливым то, как предательски быстро наступило утро, и как торопливо прошла беззаботная ночь. Если бы можно было слиться с одеялом, как хамелеон, и остаться незаметным, он бы поступил именно так и пролежал бы неподвижно целый день, лишь бы не идти в школу.
С утра, раскиданные с вечера учебники, были аккуратно собраны в стопку. «Наверное, мама сложила их, когда заходила в комнату» – подумал мальчик, собирая тетради в пакет, так как рюкзак еще не высох после стирки. Шествовать весь день с пакетом в руках – не было хорошей затеей, но ему пришлось с этим смириться.
– Ну, ничего себе! А где же мой любимый зеленый рюкзачок? – Пашкин голос прозвучал где-то за спиной и для Саши был противнее свирепой сирены.
На этот раз мальчик остановился сразу посреди коридора, и, не оборачиваясь, ожидал, когда Пашка его настигнет. Он слышал его медленные и уверенные шаги, такие, словно он только что вышел победителем с боксерского ринга, и спиной чувствовал на себе эту наглую кривую ухмылку. Встреча с ним была для Саши ужасной обреченностью. Он заметил, как быстрее забилось сердце, и как вспотели ладони. Мечтал он только о том, чтобы в эту самую секунду куда-то испариться.
– Чего замер? Ответь на вопрос, – Пашка расплылся в притворно-дружелюбной улыбке, – будь добр.
– Паша…отстань от меня, пожалуйста. Я тебе ничего плохого не сделал, – щеки мальчика заливались румянцем, а слова говорились с большим трудом.
– Ничего себе как мы заговорили! Паша…отстань, пожалуйста…А то что? А то заплачешь?
Мальчик вновь будто проглотил язык, а Пашка смеялся и говорил много обидных фраз. Он смотрел на Пашку в упор, разглядывал его всегда чуть прищуренные серые глаза, высокий лоб и нос горбинкой. Его лицо было вытянутым, щеки впалыми, и даже говори он сейчас самые добрые на свете слова – все равно бы выглядел нагло, хитро и озлобленно.
Саша снова погрузился в свои фантазии и представил, как он – благородный капитан корабля – стоит напротив пирата, захватившего судно. Пиратом, конечно, был Пашка. И вот, в своих мыслях он уж было хочет дать злодею отпор, но Пашкин голос возвращает к реальности: – Эй! Уснул что ли? Ну и чудак!
Прозвенел звонок на урок и поток учеников смыл остаток их разговора. Пашка ушел. Саша тоже направился в сторону своего класса. И ходить-то он уже стал по-другому – уткнувшись в пол, с опущенной головой и поникшей осанкой. Пашка его сломил. Но отчего-то Саша усердно верил, что это не навсегда, что Пашке скоро надоест и он оставит его в покое. И на что он только надеялся? Пашка просто