Кабак. Якубов Олег Александрович
в сторону, вроде как на меня ее перекладывал.
– Любить и уметь – понятия разные, – тут же воспользовался Жора моей оплошностью.
*
По вечерам у нас теперь живая музыка. По рекомендации моих знакомых в зале поет Ляля Удальцова. Она уже исполнила несколько песен в эфире радио «Наш шансон», о ней поговаривают как о будущей звезде эстрады. Худая почти до анорексии звезда не выпускает изо рта сигарету, умудряется курить даже во время пения. Кофе пьет литрами, в отличие от Юры не спрашивая разрешения и не ограничивая себя. С аппетитом у Ляли тоже все в порядке, я даже не понимаю, как при таком аппетите можно оставаться такой изможденной. На этой почве у них постоянный конфликт с Юрой, он запрещает Ляле ходить на кухню. А вот сушист Жора самый горячий поклонник ее таланта. Когда нет заказов, сидит неподалеку от эстрады, всем своим видом показывая, что получает неземное удовольствие. Рядом с Жорой теперь неизменно находится его девушка (он называет ее невестой), голубоглазая крашеная блондинка с вечно обнаженными и влажными розовыми деснами. Девушка музыкальные пристрастия своего жениха разделяет и когда он млеет, томно прислоняется к его плечу, прикрывая глаза, надо полагать, от удовольствия. Такая вполне семейная идиллия, что и говорить.
В воскресенье вечером, как мне нашептали, идиллия продолжается у Жоры дома – Ляля ходит к ним в гости. Она рассказывает официантам и поварам, не сдерживая восторгов, что дома Жора (непревзойденный мастер японской кухни, которого здесь просто не ценят и не дают развернуться соответственно его таланту) угощает ее какимито невиданными блюдами и потчует икрой летучей рыбы, пояпонски – тобико, от которой Ляля, по ее собственному выражению, просто балдеет. На самом деле эта мелкая рассыпчатая и разноцветная икра идет на обсыпку и украшения японских блюд, и она довольнотаки безвкусна. Но Ляле, натуре музыкальной, видимо, важен не столько вкус, сколько необычные название и цвет тобико. Когда выяснилось, что икру летучей рыбы певица употребляет в тех же объемах, что сигареты и кофе, «академик» провел с Жорой профилактическую работу. Самым весомым аргументом стал эдакий «отцовский» подзатыльник, не больный, но обидный, после чего Жора признал свои ошибки и внес в кассу недостающую там сумму.
*
– Приехала кладовщица, – сообщил Юра както утром. – Она немного напугана. В том заведении, где Снежана раньше работала, были какието необузданные хозяева. Склоняли ее чуть ли не к групповому сексу. В общем, она оттуда сбежала. Поговорите с ней сами.
– Хорошо, поговорю, – согласился я. – Кстати, Юра, все хочу тебя спросить. Мы с тобой сто лет знакомы, я попрежнему к тебе на «ты», а ты мне чтото все выкаешь. Я понимаю, когда это при сотрудниках, но с глазу на глаз…
– Даже речи быть не может, – тоном, не терпящим возражений, перебил меня Рыбаков. – Пока я получаю у вас зарплату, буду обращаться к вам только на «вы» и по имениотчеству. Так вы поговорите со Снежаной, Игорь Аркадьевич. Она на складе.
Снежане на вид лет