Маска киборга. Марат Каби
прочь от меня, от изувеченных тел, от этого ночного кошмара, который не раз еще разбудит ее среди ночи. В последний раз окидываю взглядом еле освещенную улицу. Обшарпанные стены домов, свалка под окнами дешевых квартир, узкая полоска темного неба между крышами. С плаката на кирпичной стене белозубо улыбается лицо кандидата в мэры: «Голосуйте за нового мэра города!» Эти плакаты расклеены повсюду, будто не очевиден этот нелепый контраст холеного лица, дорогого костюма и крупных часов на приветственно поднятой руке очередного лжеца с убожеством этих трущоб.
Пора уходить. Девчонка может со страху вызвать полицию. А на сегодня мне уже точно достаточно общения с незнакомцами.
Тело, как всегда, чуть опередило мое сознание. Я двигаюсь вверх по кирпичной стене, оставляя внизу изуродованные тела, мусор улицы и лживые плакаты. Шипы, выдвинувшиеся из подошв ботинок и толстой кожи перчаток, легко входят в кирпичную поверхность стены. В ушах шумит ветер, полоска неба, казавшаяся такой узкой с земли, становится все шире и шире. Стена обрывается, и я, с силой оттолкнувшись от ее края ногами, оказываюсь в темном, тяжелом, но напоенном свежестью небе. То ли падая, то ли паря, я чувствую подобие счастья. Я не знаю, могу ли я в самом деле испытывать счастье. Но это чувство полета будто бы освобождает меня, будто немного ослабляет сжимающую мое сердце металлическую клешню. Сейчас я могу быть собой. Я устал от испуганных криков, от искаженных ужасом лиц. Люди не принимают меня таким. Какую злость я вызвал в той девушке, просто заговорив с ней, просто пытаясь ей помочь… А тот толстяк за рулем такси, перед которым я оказался вчера, неосмотрительно выйдя из подворотни? Он был спокоен и доволен собой, ковырял в зубах зубочисткой, глядя в зеркало на лобовом стекле. И какое отвращение я прочитал на его лице, когда он заметил меня! Заметил мой плащ, мое разрисованное черным и белым лицо, непохожее на его – розовое, толстое, сытое. Он уже был готов достать свой припрятанный под сиденьем пистолет, купленный на случай ночной разборки или неожиданного нападения. Нападения! Я не совершал нападения. Я не угрожал. Я не сказал ни слова. Но люди этого города так запуганы, так пропитаны страхом и ненавистью друг к другу, что первое чувство, которое вызывает у них нечто непривычное, – это слепая ярость. Желание напасть, пока на тебя не напали. Это поведение больных диких зверей, загнанных в угол, а не разумных существ. Тогда я отступил в тень арки. Я исчез для него, стал коротким видением. Скорее всего, он со смехом потом рассказывал своим друзьям в грязном баре, что ему примерещилось чучело с белым лицом – чуть было не выстрелил в него, да оно вовремя пропало. И друзья будут покатываться со смеху вместе с ним, заливаясь виски и затягиваясь вонючими сигаретами. Тогда я исчез для него. Но я всегда буду там, я накрепко связан с этим городом.
Я отталкиваюсь ногами снова, и крыша высотного здания оказывается далеко внизу. Я лечу и падаю, отталкиваюсь снова, еще и еще, пока не оказываюсь далеко от центра города, на крыше, так высоко,