Девятая квартира в антресолях. Инга Львовна Кондратьева
десь, а само это место в такой близости от дефилирующей публики. Сюртуки они сменили нынче на широкие светлые пиджаки и твердо решили, что весна для них пришла окончательно, что и требовалось продемонстрировать гуляющим горожанам. К тому же они кого-то ожидали. Были они полны рвущихся наружу сил, видимо, удачливы в делах и выглядели уверенными в себе до такой степени, что, казалось, весь мир принадлежит им. А если что и не принадлежит пока, то пойди, возьми и владей безраздельно! Одним из них был помощник архитектора Нижегородской ярмарки Лев Александрович Борцов, вторым – его приятель еще по художественному училищу, сын мебельного фабриканта Антон Николаевич Шульц.
– Вот увидишь, Антуан, сейчас войдет и с порога заведет свою любимую песню: «А переделай-ка мне всё… а-ааа… э-эээ… в мавританском стиле!»
– Это курительная тебе что ли, или вот – кофейня? – Шульц махнул в сторону вновь остывших чашек. – Русский павильон. На русской выставке. Тоже мне, андалузский мориск! Не смей ему поддаваться, ты слишком часто идешь у него на поводу. Ты создал прекрасный русский север – лаконичный, выдержанный. Не вздумай ничего переделывать!
– Да это я так, для примера сказал, – Лев Александрович хоть и говорил про своего знакомого несколько свысока, но тон был вполне доброжелательным. – Ты ведь знаешь, его не стремление к переменам гложет, а необходимость, чтобы все вокруг постоянно крутилось, двигалось. Хоть куда, хоть зачем. Я ж люблю этого тюленя и сто лет как наизусть знаю! Надо просто занять его чем-то другим… Тем более, что времени на переделку все одно не остается – скоро уж комиссия. Да и мне мое творение, если честно, ох, как нравится, хоть это и не скромно, брат! Но вот оно уж точно – от первой линии на листе до последней драпировки – все мое. Я теперь так осмелел, брат, что вот тебе скажу – хочу свой особняк построить. Даже наброски уже делал…
– Вот новость-то! – удивленно приподнял брови Шульц. – Да ты их, сколько уже перестроил, что тюленю твоему в Успенском, что еще по России? Штук семь-то уже наберется?
– Не понял ты, Антуан – свой, абсолютно свой, не в паре, не под руководством и не для чужого дяди, – Борцов мечтательно прикрыл глаза. – Самому строить, самому жить, самому и владеть.
– Эх, махнул! Это ж удовольствие не из дешевых, – Антон Николаевич помешивал ложечкой остывший кофе, не пил его, а поглядывал на приятеля. – И, хоть нынешний год может принести нам неплохой куш, для того так и выкладываемся, да пока это только надежды. И не вбухаешь же ты все, что есть за душой, в одно сомнительное предприятие? Если только приданое богатое взять! – подтрунивая над другом, Шульц, прищурившись, улыбнулся.
– Фи, жениться… Да еще и на приданом. Экий mauvais ton. И что сомнительного ты видишь в моем проекте? – Лев Александрович глаза открыл и смотрел теперь на Шульца пытливо. – Ты не веришь в своего друга?!
– Да и не разорваться же тебе! – развел руками тот. – Ведь домом-то управлять надобно, истопники там всякие, горничные, дворники… Жениться, срочно жениться! Ты ж свои чертежи-картинки на это никогда не променяешь! Не проект – прожект! Прожектер, ты, брат! Да и не видел я что-то домовладельцев моложе лет этак пятидесяти, а ты хоть и не мальчик уже…
– Не мальчик, не мальчик. Но – муж! – прогрохотало вдруг от входа.
В проеме арки стоял огромный дядька в тройке и цилиндре, полотняные занавеси хлопали у него за спиной на ветру и был похож он то ли действительно на тюленя, у которого внезапно выросли крылья, и он только пробует взлететь, не зная толком, как ими пользоваться. То ли просто на располневшего и подобревшего Мефистофеля.
– Савва, и ты туда же! – притворно застонал Лев Александрович. – Пощади! Двоих вас я не выдержу, уймите свои матримониальные намерения на мой счет! Хотя бы на сегодня.
– А что за… э-эээ… планы вы тут, друзья мои, строите? Да без меня?! – пророкотал, усаживаясь за столик, известный заводчик, по настроению – меценат, а нынче еще и член Особой комиссии по устроению вышеупомянутой Выставки Савва Мимозов.
– Да разве без Вас что обходится, Савва Борисович! – без тени былого скепсиса отозвался Антон Шульц, – Просто Левушка своими мечтами делился, спросите его, Вам он расскажет!
– Мечты?! Барышня? Украдем! В ковер завернем и в горы ускачем! Кто такая?
– Уймись, Савва, я же просил, – Лев Александрович приготовился повторить свой рассказ. – Я как никогда серьезен, и намерен через годик-другой стать домовладельцем, как ты на это смотришь?
– Добро пожаловать в наши ряды обывателей! Денег дам сколько надо.
– Нисколько не надо, Савва, – Лев Александрович сделался строг. – Ни копейки чужой на этот проект не возьму – все сам хочу, с нуля! Вот за любой приработок благодарен буду.
– Гордыня – оно… Да-ааа… – Мимозов посмотрел было на Шульца, но тут же вернулся взглядом ко Льву Александровичу. – Ну, да ладно, как знаешь. Приработок говоришь? Ага-аааа… А переделай-ка ты мне…
Оба приятеля, переглянувшись, неприлично расхохотались.
– Нет, Савва, и не продолжай, – прервал друга вновь повеселевший Борцов. – Городок сдан, строительные работы завершены,