Сны за полночь. Ольга Васильевна Ярмакова
вновь распахнул окно за спиной Марго, но она не обернулась, вместе с промозглым холодом в дом ворвался жуткий и леденящий голос, который коснулся ушей и щёк девушки, оставляя на коже мурашки и серебря инеем ресницы.
– Ты заплатишь, смертная! Ты заплатишь за осквернение! Ты заплатишь за покой владыки! Ты умрёшь! Да будет проклята Твоя душа!
Марго стояла на пороге своей некогда уютной и любимой спаленки, только сейчас там не было уюта и надёжности, оттуда реяло смертью и удушающим страхом. Свиток излучал нестерпимый свет, казалось, что он горит, что пламя вырывается из недр его и тот час же перекинется на кровать, чтобы пожрать её, а затем и всё на свете.
Невидимые пальцы сомкнулись на шее девушки и стали сжиматься, обещая близкий конец. Марго тянулась к свитку из последних сил, она почему-то была уверена, что стоит лишь коснуться этого проклятого папируса и тиски на шее ослабнут, тогда появится шанс, ничтожно малый, но появится. Когда воздух прекратил поступать в горло, а позвонки шеи угрожающе захрустели, именно тогда кончиками пальцев девушке удалось дотянуться до края полыхавшего папируса и дотронуться. Свет тут же погас, а сила, что сдавливала шею, вмиг отступила. Получалось, что свиток был одновременно проклятием и спасением Марго. Но надолго ли?
А голос невидимого стража папируса кружил совсем рядом, им наполнился дом, цветы зачахли, остальные жильцы не слышали того, что происходило в квартирке Марго, но чувствовали себя крайне неуютно и испытывали подавленность вкупе с неясной обеспокоенностью. Животные в доме посходили с ума, собаки и кошки шипели, рвали дверную обшивку и громким лаем иль мяуканьем требовали немедленно выпустить их из квартирных ловушек на улицу, где они могли со всех ног убежать подальше от зловещего места.
– Смертная, ты умрёшь! Ты, поправшая тайну жизни и смерти! – голос сотрясал маленькую квартирку. – Осквернитель понесёт кару и возмездие фараона! Да свершится правосудие Осириса! Да наступит суд справедливейшего Анубиса! Смерть пришла за тобой, о, смертная!
Марго устремила лицо к распахнутому настежь окну и закричала, что есть сил и мочи, вкладывая в каждый звук своего голоса мольбу к невидимому убийце:
– Я не крала этот свиток! Это ошибка! Воры хотели завладеть им! Я им помешала! Я пойду в музей и отдам этот папирус! Он мне не нужен вовсе! Пожалуйста, услышь меня! Я не вор! Как же мне остановить всё это?! Услышь меня! Я невиновна!
Слёзы текли по лицу и капали на сухую поверхность письма, но не оставляли и крошечного следа на папирусе, чудесным образом впитываясь в него, как в губку. Свиток вновь озарился сиянием, но это был свет иного рода, не опалявший, а мерно струившийся, словно солнечная вода, на заплаканное лицо Марго. Ветер тут же стих, бешено метавшиеся занавески опали, а воздух из наэлектризованного вновь стал прежним. Что-то ушло из маленькой квартиры, и девушка это почувствовала, так же, как и древний папирус почувствовал в её слезах правду и чистоту помыслов.
Она осторожно