Заволочье. Борис Пильняк
работу сразу на двух языках, это так: но море Баренца у Земли Франца-Иосифа и Карское море позади Новой Земли, куда раз в пять лет могут зайти суда, невероятную арктику, тысячи верст за полярным кругом – он называл только северными морями, никак не Ледовитым Океаном, – точно так же, как, когда океан у восьмидесятого градуса бил волной и льдами, когда Кремнева било море и до судорог мучила тошнота и даже команда балдела от переутомления и моря, Кремнев говорил, не вылезая из своей каюты, не имея сил встать: – "как, разве плохая погода?" – и спардек на корабле он называл чердаком, а трюм и жилую палубу подвалом. – Но он твердо знал прекрасную человеческую волю познавать и волить. И часы в кабинете с микроскопом шли так же медленно и упорно, как они идут на Шпицбергене, и Никитская и Моховая за стенами отмирали на эти часы, безразлично, была ли там осень и фонари ломались в лужах, или шел снег, укравший звуки и такой, от которого Москва уходит на десяток градусов к северу и на три столетия назад вглубь веков, Decapoda устанавливала законы. – А в девять в дверь стучали, приходил профессор Василий Шеметов, физик, здоровался, говорил всегда одно и то же – "ты работай, я не помешаю", – но через четверть часа они шли по Моховой в Охотный ряд, в пивную, выпить по кружке пива, поговорить, послушать румын; тогда за окнами шумихою текла река – Тверская, и было видно – осень ли, зима ль, декабрь иль март.
В Судовой Роли было записано рукою Кремнева, начальника экспедиции:
"Научное снаряжение экспедиции —
По гидрологии
Батометров разных систем….. 6 шт.
Лот с храпом, трубки Бахмана, глубомеры Клаузена, вьюшки Томпсона, шкалы Фореля, диски Секки, аппарат Киппа, и пр., и пр… в достаточном количестве.
По биологии
Микроскопов разных…… 20 шт.
По метеорологии —
Специальное оборудование и приспособления для зимовки во льдах —
Охотничье снаряжение —
– Экипаж экспедиции —
– Задание экспедиции —
От второго участника экспедиции, от художника Бориса Лачинова, осталась для Москвы только одна запись, которую он не послал:
"Слышать, как рождаются айсберги, – как рождаются вот те громадные голубые ледяные горы, которые идут, чтобы убивать и умирать по свинцовым водам и волнам Арктики: это слышать гордо! И это можно слышать только раз в жизни и только одному человеку на десятки миллионов удается услыхать это. И я не случайно беру глагол слышать: едва ли позволено человеку это видеть, как рождаются айсберги, как раскалываются глетчеры, – ибо человек заплатил бы за это жизнью. И это слышал здесь на Шпицбергене, в Стор-фиорде в Валлес-бае, и тогда в том громе в тумане мне показалось, что я слышу, как рождаются миры. – Это – за полторы тысячи верст к северу от полярного круга. – И я могу рассказать о том, что было в Европе, в России в начале Четвертичной эпохи, когда со Скандинавского полуострова ползли на Европу глетчеры, ледники, когда были только вода, небо, камень и льды, и холод, и страшные ветры, такие, которые снежинками носят камни с кулак и с голову