Ролан Барт. Биография. Тифен Самойо
многого (в литературе, музыке). Он вспоминает, как они ходили за людьми на улице, чтобы потом сделать из них персонажей романа[270]. Ни с кем другим Барт еще не был так близок к написанию романа. Жестокость болезни, близость смерти поразили его в самое сердце. Но туберкулез – это тоже миф в смысле бартовского «Мифа сегодня», социальный и литературный. Как писали Изабель Грейе и Каролина Крюз в книге, основанной на диссертации, защищенной в 1978 году в Высшей школе общественных наук под руководством самого Ролана Барта, «мечты и страхи общества находят важный способ выражения в чахотке»[271]. Барт уже знает это, так же как знает, что литература стала посредником для этого аффекта и что он и сам воплощает узнаваемый тип интеллектуала или писателя – так он себя представляет в мечтах – исключенного, оказавшегося на периферии мира, вдали от реальной жизни и действия. Туберкулез, бесспорно, главное событие его жизни, усиливающее некоторые черты характера – чувство отстраненности, привычку жаловаться – и при этом развивающее другие, особенно светскую любезность, которую стимулирует жизнь в разнородном обществе в литературном уединении, позволяющем сохранять относительную праздность. Парадоксальный характер места (которое изолирует, в то же время заставляя жить в коллективе) отражает двойственность социального и политического поведения: сильное желание принадлежности, но без полного участия, несколько дистанцированную приверженность без реальной ангажированности.
Эта особенность, конечно, усиливается тем фактом, что его пребывание в санатории пришлось на время войны, на время оккупации. Барт был во всех отношениях далеко. В это время у него были только неопределенные занятия, направленные на то, чтобы улучшить состояние и кое-как заполнить свои дни. В то время как его товарищи мобилизованы, попадают в плен, некоторые из них вынуждены эмигрировать или вступить в Сопротивление, в то время как в июле 1944 года он узнает о смерти своего друга Жака Вейля, присоединившегося к Сопротивлению[272], он как будто вовсе не участвует в событиях. Из Сент-Илера Освобождение выглядит как «деревенский праздник». Главные выборы и решения его поколения, за которые каждый будет потом нести ответственность и которые образуют политические и интеллектуальные силовые линии на грядущие десятилетия, его не коснулись. В ключевой момент жизни его собственная история отделилась от большой истории. Событие болезни отрезало его от других событий. Чувство, что он может оказаться деклассированным или остаться в стороне, подтвердилось фактами. Его там не было.
А был он на высоте 1200 метров, в центре, открытом в 1933 году под руководством Даниэля Дуади, который после войны станет директором по здравоохранению Министерства образования: его центр призван был помочь студентам, больным туберкулезом, продолжить в некоторой мере обучение, пользуясь преимуществами пребывания на свежем воздухе и летом, и зимой. Здание смотрит на юго-восток и защищено от ветров с севера и северо-запада
«Не забыть о нашей игре с Мишелем Делакруа (см., возможно, неповторимую жизнь, у Жюля Ромена), в которой мы брали общих знакомых, наделяли их запоминающейся чертой (например, манерой говорить, которой мы могли подражать) и разыгрывали комические диалоги между ними или с историческими персонажами (Гитлер и т. д.)» (BNF, NAF 28360, «Grand fichier», juin 1979).
Isabelle Grellet et Caroline Kruse,
Он пишет его родителям и сестре Элен 5 июля 1944 года: «Я не забуду того, кого вы оплакиваете, я всегда говорил, что у него была прекрасная высокая душа, которая была наделена всеми превосходными добродетелями, и его обостренное чувство Добра и Справедливости всегда сопровождалось полной включенностью всего его существа в избранное дело; его смерть еще больше возвеличивает его» (письмо месье и мадам Вейль, 5 июля 1944 года, частное собрание).