Государь. Олег Кожевников
как и договорились, телефонируйте моему секретарю в Смольный. Дежурный у телефона там будет находиться круглосуточно. Если звонка не последует, то послезавтра в 20–00 оба вагона, которые нужно прицепить к бронепоезду, будут стоять в тупике, где и началась наша миссия по подавлению мятежа. Мои ребята заранее загонят автомобиль на платформу и подготовят пассажирский вагон, так что задержки с отправлением бронепоезда в Могилев не будет.
Получив подтверждения, что все наши договоренности остались в силе, я поспешил, пока бронепоезд стоял в ожидании сигнала семафора, перебраться в пассажирский вагон. Вот в нем я почувствовал себя хозяином. Не нужно было напрягаться, изображая из себя великого князя, и анализировать каждое свое высказывание на соответствие этому времени. Для моих подчиненных я априори являлся великим князем и все мои поступки и речи воспринимались естественными для брата императора. Вот когда я попал в ауру доброжелательства и восхищения действиями великого князя, то сразу расслабился. А начавшему что-то кудахтать денщику заявил:
– Ничего пить и есть не буду, я уже у штабс-капитана, наверное, целый самовар чая с печеньем употребил. Только спать! Предупреди всех, чтобы не шумели – великий князь отдыхает!
После этого в сопровождении Первухина проследовал в свое купе. Денщик остался в коридоре, охранять сон великого князя. Не знаю, почему, но когда я, раздевшись, улегся на мягкую кушетку, сознание не желало отключаться. И это несмотря на явное переутомление и то, что в последние двое суток мне только урывками удалось поспать, в общей сложности не более пяти часов. В голове продолжали возникать эпизоды по ликвидации на станции Лазаревская мятежа части батальона латышских стрелков. Почему-то расстрел финских егерей и большей части батальона латышских стрелков химическими снарядами мое сознание не анализировало. Считало, что выбора не было, и операция пошла по единственно возможному для успеха пути. Нужно было любым методом глушить обученных немцами егерей. Хоть травить их химией, хоть идти на них силами юнкеров в штыковую атаку. А вот применение химии для уничтожения группы латышских стрелков, засевших в кирхе, может быть, было и напрасным. Наверняка они бы сдались после обстрела кирхи обычными трехдюймовыми снарядами. После применения химии ни одного пленного не было, а провести судебный процесс по мятежникам было бы неплохо. В семнадцатом году это бы остудило революционные настроения многих солдат. Сейчас суд над солдатами, нарушившими присягу, возможен, а к концу года уже нет.
Грызть себя за допущенные промахи я перестал, только когда вспомнил о подслушанном разговоре между юнкерами. Это произошло после построения принявших участие в операции юнкеров, когда я каждому пожал руку и вручил золотой империал. Понятно было, что ребята старались наилучшим образом выполнить приказ не из-за денег, а ради страны. Но по их сияющим физиономиям было видно, что нежданно свалившимся деньгам они очень рады. После