Мой дорогой Коул. Тиджан
оно хрустит, но не обращала внимания. Мне нужно было добраться до Лайама.
– Пожалуйста… – Я сама не понимала, о чем прошу, чего хочу от него. Чтобы он пробрался ко мне? Или чтобы я пробралась к нему?
– Нет, Эддисон. Ты должна остаться.
– Почему?
Он поднял голову. Из затылка торчала какая-то трубка, и я, увидев это, захлебнулась воздухом и отодвинулась. Я хотела сказать ему, чтобы не двигался, но он уже высвободил голову. Теперь трубка высовывалась из спинки сиденья, а из раны на затылке текла кровь.
– Лайам, пожалуйста… – всхлипнула я. Снова потекли слезы, и из-за них я плохо видела его. Мои собственные всхлипы звучали удушливыми стонами.
– Зачем ты здесь?
– То есть… как?
– Я не хочу, чтобы ты была здесь. – Его глаза потемнели и полыхнули злостью. – Убирайся.
– Лайам…
– УБИРАЙСЯ! – взревел он.
Напуганная этой внезапной переменой, я подалась назад и упала. Боль пронзила меня насквозь. Колючая, обжигающая. Мои руки были покрыты кровью. К коже прилипли кусочки стекла. Боль отдавалась взрывами во всем теле. Болели мышцы. Горело внутри. Не поднимаясь с земли, я торопливо отодвинулась еще дальше. И снова боль. Стекло. Жар.
Я была на полпути к тротуару, когда услышала его смех, и остановилась, тяжело, с натугой дыша.
Лайам смеялся.
А потом он пошевелился, и мое сердце сжалось в тугой комок. Лайам выбирался из машины, полз ко мне. И, не отрываясь, смотрел на меня.
Он поднялся. А я застыла и не могла сдвинуться с места.
Мне надо было бежать. Кричать, чтобы он остановился. Но я ничего не могла.
Лайам шел ко мне, повторяя:
– Не справилась. Почему ты не справилась?
Я пыталась тряхнуть головой. Я не понимала, о чем он говорит. Но Лайам шел и шел и смотрел на меня так, словно обвинял в чем-то. Он был весь в крови. Кровь стекала с рук, с лица, капала с пальцев, с ног. Кровавые следы отпечатывались на битом стекле, и он все шел.
– Ты не справилась, Эддисон. Ты предала меня. Почему?
– Я не… – Я плакала и не могла выдавить ни слова. Горло перехватило. А потом он навис надо мной. Огромный, страшный, пугающий.
Лайам схватил меня за плечи, стиснул пальцы, продавливая кожу.
– Почему, Эддисон? – Он встряхнул меня. – Почему ты предала меня? ПОЧЕМУ…
Я проснулась с криком и тут же села, вся мокрая от пота. Сердце билось тяжело и гулко, и я ничего не могла сделать, как только сидеть, хватая ртом воздух, говоря себе, что надо успокоиться. Что это только кошмар… кошмар. Что все закончилось.
Я закрыла глаза.
Пальцы скрючились, как когти, сжимая одеяло. И вот тогда я снова услышала смех.
Я подняла голову, открыла глаза и снова услышала его.
Смех из кошмара. Жуткий, зловещий, нездешний. По спине побежал холодок. Я сглотнула. Смех Лайама был такой ясный, такой живой. Он не мог быть игрой воображения, хотя ему недоставало характерного для Лайама тепла.
Я сидела, боясь шевельнуться, а он смеялся и смеялся.