Власовец. Владимир Андриенко
никогда. Честные люди не сдаются врагу! Ведь что будет, если красноармейцы станут сдаваться? Чего тогда будет стоить наша великая борьба с фашизмом?
– Ты же не видел смерти близко. Зачем говорить об этом?
С того времени между ним и Ирой пробежала черная кошка. Они практически престали общаться. И лед был сломан только перед его уходом в армию.
– Не обижайся на меня, Ира. Может, я был и не прав насчет Толера. Я ему не судья.
– Я теперь, как и ты.
– Ты о чем? – не понял Иру Андрей.
– Я скоро иду на фронт.
– Ты? На фронт? Кем?
– Связисткой. Я закончила курсы. Тайно от всех и от родителей тоже. Они еще ничего не знают. Ты первый кому я сказала.
– Возможно, мы встретимся на фронте.
Потом Андрей в вагоне, когда их везли на фронт, мечтал, как они встретятся. Его воображение рисовало самого себя героем, на груди которого были знаки его мужества – правительственные награды. И они действительно будут у него – но это награды с той, другой стороны. И они встретятся с Ириной в немецком городе Дабендорф…
3
Передовая и лагерь для военнопленных.
Март. 1944 год.
Андрей.
Ровно через месяц он был на передовой и сжимал в руках винтовку. Солдат не хватало и курсы подготовки бойцов сильно сократили. Никто не стал разбираться в том, что перед ними студент со знанием иностранных языков (переводчиков у красных также не хватало). А сам Андрей не захотел рассказать о своих талантах. Он думал, что для начала станет героем, получит орден, а потом уже…
Враги были совсем недалеко от него. Окопы немцев всего на расстоянии километра.
– Парень, – обратился к Андрею пожилой старший сержант Кумушкин. – Ты не робей. Слышь?
– Я не робею, – ответил Андрей.
– Немцы попрут в атаку скоро. Им до зарезу надобно наши позиции отбить. Три дня назад эти окопы штрафники заняли. Говорят, почти половину батальона положили здесь. А нам приказано держаться и позиции не сдавать. Ты стрелять-то умеешь?
– Нас учили.
– Учили, – усмехнулся старший сержант. – Знаю, я как вас учат.
Над позициями появились «Юнкерсы» и вниз полетели бомбы. Андрей залег на дно окопа и вжался в землю. Это было его первое столкновение с войной.
– Когда «лаптежники» станут наши позиции утюжить, ты главное. Не суетись. Вжимайся в окоп и жди.
– «Лаптежники»? – спросил Андрей.
– Немецкие пикировщики.
– «Юнкерсы»? – догадался Рогозин.
– Они самые. По нашему «лаптежники». У них шасси не убираются и со стороны похоже на ноги в лаптях. Вот так и прозвали. Но скоро сам увидишь.
Андрей тогда на немецкие пикировщики не смотрел. Он слышал только страшный протяжный гул. Затем взрывы сотрясали землю. Рядом слушались крики. Кто-то кричал не то от страха, не то от боли. Андрей этого знать не мог. Он просто ждал, когда завершиться налет. Ему было страшно.
После налета Кумушкин, стряхнув с себя землю, спросил Андрея:
– Живой? Не контуженный?
– Нет, только уши немного заложило.
– Не