Ковчег. Коллектив авторов
плохая стала! Завираешься совсем. Сейчас я уксус принесу, компресс поделаем, чтоб жара не было. Сиди, молчи, – скомандовала Маня, выскакивая за дверь.
Пока подруга бегала по соседним комнатам, Маша сняла с печки теплые носки, валенки, кое-как надела их и плюхнулась в постель. Прошла-то от стола до койки, а устала, будто смену отстояла.
– Не надо, Маня… – попыталась она сбросить остро пахнущий уксусом многослойный пирог из ваты и марли со своего лба.
– Надо-надо. Терпи! – удержала ее за руки Маня.
– Вот и будет тебе шаркунок, – послышалось через минуту из-под компресса.
– Наконец-то… сподобилась…
– Когда помру.
– Так. Значит, опять не сейчас?
– Нет.
– Вот ведь до чего упрямая корова! Дай!
– Не дам.
– Так вот ты всегда во всем! Гордая очень! Так и про-упрямишься всю жизнь. Сережка-то, очкарик, какие хороводы вокруг тебя выплясывал сегодня. Употелся парень. Любит, видно. А ты ни разу с ним не поплясала. Не нравится?
– Нет.
– Совсем-совсем?
– Ну, так…
– А почему?
– Не знаю.
– А я знаю!
– Почему?
– Дашь шаркунок, скажу!
– Ну и не говори!
– Ну ладно, так скажу! Это потому, что он не убежал с парнями. Да? Все-все рванули, он один остался. Да? Ты его за это и не любишь. Правда?
– Не знаю я, – задумчиво пробормотала Маша.
– Не любишь, я же вижу хорошо. А он симпотный, в комсомол вступил уже. Я его, наверное, люблю.
– Если «наверное», то не любишь. Любят не наверно, а наверняка.
– Я, может быть, наверняка? Откуда ты знаешь?
– Не любишь.
– Это почему это?
– Потому что «может быть». Не настоящее это у тебя. Просто потому что надо и хочется. А настоящего дождаться надо.
– Гадина ты, Маша! Я с тобой, как с человеком, а ты со мною, как свинья!
– Не обижайся ты, сама же начала.
– Гнида!
– Маруся, не ругайся.
– Гнида и есть.
– Маруся…
Не на шутку раззадорившись, Маня бегала между кроватями, размахивала руками, часто грозила пальчиком в сторону сидящей в постели подруги, словно решаясь на что-то. Наконец она выпалила:
– Я тогда тебе за это сейчас такое расскажу! Будешь знать! Не дождешься ты своего настоящего! Умер давно твой настоящий! Всё!
– Пашка?
– Вошка! Конечно, Пашка, кто еще? Не жди ты его. Не доехали они до фронта, все сгорели. Савич рассказала. Разбомбили товарняк прямо на станции, а в нем снаряды были. Вот они и сгорели. Все! Это, когда мы уже сюда приехали.
– И Паша?
– И Паша! Все.
В комнате повисла оглушающая тишина. Неожиданно побелевшая Маша убрала компресс на тумбочку, опустила руки к полу, сползла с кровати и свернулась на полу калачиком, уткнув лицо в коленки. Так делают собаки, ночуя на снегу. Маня попробовала что-то сказать, подойти к ней, но не сразу решилась. Потом все-таки приблизилась, подхватила под руки, уложила в постель.
– Паша сгорел! – пролепетала Маша.
– Я