Дорога в никуда. Книга вторая. Виктор Елисеевич Дьяков
спит, – отвечал отец.
– Подожди… ну что ты… давай еще подождем, – просила мать.
Отец в ответ обычно недовольно бурчал что-то типа, что ему завтра рано вставать, идти на «подъем» в казарму, после чего родительская кровать начинала издавать ритмичные скрипящие звуки.
В доме у тетки по ночам ничего не скрипело, и в баню они с мужем тоже ходили раздельно, хотя она у них была своя личная, на огороде, которую построил еще отец дяди Паши. Игорю эта баня не понравилась – теснота, без отдельной парилки. С дивизионной, построенной под руководством его отца, не сравнить. Здесь Игорь мылся с дядей Пашей, а тетя Вера мылась одна. И это не укладывалось в голове Игоря: кто как не муж должен тереть мочалкой спину жене. В их семье все кому-то терли спину в бане, разве что Люда по малолетству и слабости не могла тереть спину матери, но эту обязанность выполнял отец. После того как мать мыла сестру, отец приносил ее закутанную до глаз домой, а сам шел к матери. Очередь Игоря наступала, когда домой приходила вся распаренная в банном халате мать. Вдвоем с отцом они лезли в парилку и там от души хлестали друг-дружку вениками. Привыкшему к таким семейным взаимоотношениям, Игорю жизнь тетки со своим мужем казалась лишенной всякого смысла. Впрочем, особо приглядываться Игорю было недосуг – школа, тренировки, свидания. К тому же лично к нему тетка источала столько доброжелательности и заботы, что он просто не мог в чем-то ее обвинить, и если и считал кого виноватым в столь странных семейных взаимоотношениях, так только дядю Пашу.
Когда, после почти годичного пребывания Игоря у тетки в Люберцах приехали в отпуск родители… Они с трудом узнали сына. Перед ними предстал, разодетый в столичные модные обновы (джинсы, рубашку, кроссовки…) значительно переросший мать и едва не догнавший в росте отца, здоровенный парнище с распиравшими рубашку мышцами. Железные «пилюли» люберов и теткин обильный стол, помноженные на природное здоровье в совокупности превратили мальчика в атлета. Ознакомившись со школьным дневником сына, Ратников только крякнул, а Анна безапелляционно постановила – прекратить эксперимент. Вера расплакалась, прося оставить Игоря, который стал для нее отрадой в однообразном, бесцельном существовании, объектом заботы и обожания. Но Анна, видя, что сын за этот год не только вырос, окреп, но, и, кажется, отбился от рук, была непреклонна.
Игорь не противился возвращению, хоть жизнь в Люберцах и оказалась очень интересной. Он, как это ни странно, скучал по «точке», Новой Бухтарме, поселковой школе, местам, где родился и провел почти всю свою жизнь, по отцу с матерью, сестренке, по привычному и понятному укладу гарнизонной жизни. К тому же его подмывало предстать перед своими прежними одноклассниками, похвастать столичным «прикидом», приобретенной в «качалке» мускулатурой, порассказать о жизни в столице и окрестностях. В этот последний отпуск Ратниковых, летом 1986 года, Игорь с важностью исполнял обязанности семейного гида. Он с видом сторожила водил родителей и по Люберцам, и более или менее ориентировался