Дорога в никуда. Книга вторая. Виктор Елисеевич Дьяков
Так после смерти Андропова, когда в воздухе явно обозначились всевозможные послабления и пересмотр некоторых ранее незыблемых исторических истин, касавшихся гражданской войны в этих местах… Так вот, как-то встретившись старые друзья заперлись в директорском кабинете, выпили, и Василий Степанович, с годами ставший слабым на воздействие алкоголя, вдруг всплакнул и, размазывая рукавом слезы по морщинистому лицу, дрогнувшим голосом заявил:
– А у меня ведь Федя, родственница здесь объявилась… сестра двоюродная. И ведь столько лет уже рядом живем, а ничего друг о друге и не знали.
– Да, что ты говоришь, Степаныч? Постой, ты же говорил, что без отца рос, мать тебя одна растила и родни никакой. Откуда сестра-то взялась? – удивился такому признанию Ратников.
– Говорить-то я говорил, и тебе, и всем, даже жене, ее родне, своим детям… что отца не знаю, не помню, а ведь точно знаю, кто он у меня. А признаться не мог никому, боялся… так вот. Но, нельзя же всю жизнь вот так, когда то надо и правду сказать, а то может умирать скоро, а я всю жизнь с этой тайной своей…
– Постой, Степаныч, ты же с двадцать первого года рождения. Так ты что же хочешь сказать, что отец у тебя, того, не советский, – высказал очевидную догадку Ратников. – Ну, так про то уже можно без боязни говорить. Некоторые даже наоборот, гордятся. Вон у меня лейтенант один из училища пришел, Малышев, так он деда своего белогвардейца совсем не стесняется, даже наоборот.
– Да нет Федя, у меня-то папаша не совсем тот белый, которым похвалиться можно. Про сотника Степана Решетникова слышал?
– Нет, не слышал. А кто он такой был?
– Ну, ты даешь. Сколько лет тут живешь, а историю нашего края изучить так и не удосужился. В штаб свой в Серебрянске каждый раз мимо памятника коммунарам расстрелянным ездишь?
– Ну, езжу, так что? – не понял, к чему клонит собеседник Ратников.
– Так вот, расстрел тех коммунаров, отец мой, сотник Степан Игнатьич Решетников организовал… Понял?
– Понял… – Ратников воззрился на Василия Степановича уже с неподдельным удивлением, и до него стали постепенно доходить все сопутствующее услышанному. – И как же Степаныч… ты тут с этим жил. Да это же… как же тебе удалось-то все анкеты, КГБ и прочее, райкомы и обкомы обойти и директором стать?
– А вот так Федя. Сам удивляюсь, что никто не дознался, от кого я у матери тогда народился. Да она и сама молчала. Только в 62-м году, незадолго до смерти все мне рассказала. Она же работницей, в прислугах в доме у Решетниковых была. Отца очень любила, а он на нее ноль внимания. Воевал все время, то на империалистической, то на гражданской у Анненкова. А тут брат его младший, молодой офицер, на атаманской дочке женился. А та барышня, в станичной школе учительствовала и к домашней работе не привычна, зато приданного много принесла. Вот мать мою и наняли в работницы, чтобы эту невесту по хозяйству не неволить. А как отец в последний-то раз, где-то в начале 20-го года тайком приехал… тогда же не как сейчас, тут