Седьмой день. Утраченное сокровище Библии. Сигве Тонстад
Господь день субботний и освятил его (Исх 20:8–11).
Здесь следует отметить три важных момента. Во-первых, громогласное «помни», прозвучавшее на Синае, указывает на то, что народ был уже знаком с седьмым днем[198]. Бог не учит чему-то новому, а напоминает о ранее известном. Более того, призыв помнить седьмой день означает нечто большее, чем просто не забывать; ведь его невозможно выбросить из памяти – день есть день, он был и будет. В заповеди о субботе самые глубокие смыслы изложны нарративным языком: суббота рассказывает некую историю.
Таким образом, повествовательный характер присущ не только вступительной части, в которой напоминается об освобождении (Исх 19:4), но и самой заповеди. Можно сказать, что заповедь о субботе более других заповедей в Десятисловии насыщена повествованием. Если связь с Израилем придает субботе более частный характер, то увязывание с творением делает ее общим достоянием: Израиль будет соблюдать субботу именно потому, что Бог есть Творец всего человечества. Или, как сказано у Бенно Якоба, «ни субботний покой, ни трудовая неделя не могли удостоиться большей чести, ведь именно Бог подал пример и в том, и в другом»[199].
Божий покой сразу после сотворения мира служит обоснованием для субботней заповеди в книге Исход так же, как и причиной учреждения седьмого дня в книге Бытие.
Книга Бытие: «И благословил Бог седьмой день, и освятил его, ибо в оный почил от всех дел Своих, которые Бог творил и созидал» (Быт 2:3).
Книга Исход: «Ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, море и все, что в них, а в день седьмой почил; посему благословил Господь день субботний и освятил его» (Исх 20:11).
«Это [суббота] – знамение между Мною и сынами Израилевыми навеки, потому что в шесть дней сотворил Господь небо и землю, а в день седьмой почил и покоился» (Исх 31:17).
Постоянное повторение этой темы – Божьего покоя при творении – не случайно. Повествовательный контекст Десяти заповедей в целом и наполненная повествовательная насыщенность четвертой заповеди в частности подтверждают утверждение Миллера о том, что «повествование несет в себе заповеди»[200].
Во-вторых, заповеди имеют рациональный характер. Бог не навязывает их как нечто труднопонимаемое, и при этом обязательное. Напротив, Десять заповедей обращены к рассудку человека. «Одна из главных черт израильского закона, проявляющая себя прежде всего в Десяти заповедях, – пишет Миллер, – это наличие мотивирующего объяснения, которое служит средством Божественного убеждения, с одной стороны, и рациональным обоснованием заповедей – с другой»[201].
Стремление Бога обосновать заповеди убедительными доводами говорит о том, что их нельзя воспринимать как требования, которым нужно слепо повиноваться. Они не являются следствием Божьего каприза или деспотичного решения. Бог установил их не просто для того, чтобы принудить людей к послушанию. Повелевая, Бог стремится добиться позитивного отклика от тех, кому Он повелевает.
Кассуто (
Jacob,
Miller, “Divine Command,” 23.
Там же, с. 25.