Билет до Барселоны. Саша Суарес
зато и разочарований тоже нет. Потому что когда ничего особенного от жизни не ждешь, то и расстраиваться не из-за чего. Подумала и разозлилась на себя. Вспомнился вдруг “человек в футляре”. Мне всегда было искренне жаль Беликова. И сейчас это невольное и неожиданное сравнение себя с ним, вывело меня из равновесия. А ведь так и есть. Я села на скамейку и заплакала. По-настоящему. Навзрыд. Как в детстве. Я очень давно так не плакала. Я вообще не плачу никогда. Только если смотрю грустные фильмы или читаю печальные книги. А над своей жизнью никогда. Потому что у меня все хорошо. Любая девушка была бы счастлива жить моей жизнью. Все вокруг это твердят мне с юношества. Чего еще желать, когда живешь жизнью мечты миллионов людей? Мне вдруг захотелось домой, в свою квартирку, завернуться в любимый плед, заварить чаю с бергамотом, включить “Сладкий ноябрь” или что-нибудь в этом духе, пореветь, погрустить вдоволь. Но ведь это и есть стремление к футляру, подумала я и заревела горше прежнего. При этом успела поймать себя на мысли о том, как здорово находиться в городе, где ты никого не знаешь и никто не знает тебя – вряд ли я позволила бы себе такую выходку в Москве. Там хоть город и большой, но все равно постоянно натыкаешься на знакомых или знакомых знакомых.
Вдруг я почувствовала на плече чью-то руку. Инстинктивно отпрянув, увидела рядом молодого человека. Он протягивал мне бумажный носовой платок и что-то лопотал на немецком. Я с опаской взяла платок, высморкалась, и по-английски сказала ему, что не понимаю его. К счастью, Берлин это город, где очень многие люди, особенно молодые, говорят на английском и довольно сносно. Он объяснил, что просто проходил мимо и не смог остаться равнодушным. Оказывается, со стороны я выглядела, как “девушка, которую настигло страшное горе”. Я улыбнулась. Молодой человек тоже просветлел лицом. Видимо, он решил во что бы то ни стало мне помочь и теперь обрадовался, что его усилия приносят результат. Этакая Амели в мужском обличье. Бывают такие люди, которые пытаются спасти весь мир. Он достал еще один платочек, предложил выпить кофе, воды или чего покрепче, даже предложил свои услуги жилетки, чтобы я облегчила душу. От такой прыти я опять напряглась. Все-таки у нас не очень принято вот так вот лезть к людям с помощью. Вот какую-нибудь гадость сказать – это да, это всегда пожалуйста. А помощь предложить – редкость. Да и вообще, с чего это он такой добренький? Вдруг маньяк какой, или вор? Сейчас вотрется в доверие, а потом обчистит карманы! Ишь ты! Я насупилась.
– Меня зовут Ганс, – дружелюбно сказал он. – А ты, наверное, русская?
И тут я опешила. Мой английский, конечно, далек от идеального, но не настолько плох, чтобы по акценту можно было распознать происхождение.
– Дааа, – протянула я, – но как ты понял это?
– Да просто только у русских такие красивые девушки имеют такое суровое выражение лица!
Я невольно рассмеялась. Да, это правда. Соотечественников я всегда безошибочно определяла по специфической мимике. Как говорит моя Ленка