Одиннадцатый. Александр Михайлович Пензенский
тёмные пятна, очень уж кровь напоминающие. И кровь эта вряд ли его. Я готов допустить, что брызги могли попасть ему на носок, но на подошвы?.. Он должен был лежать в луже крови с ногами, ну или ботинки должны были в ней находиться. А Старостин утверждает, что покойный обуви не терял, да и лужи возле его ног тоже не было. Да я ещё при осмотре обратил внимание: ни брюки, ни ноги ниже колен не запачканы. Вот увидите, вечером в отчете господина доктора мы с вами прочтём о том, что наш незнакомец незадолго до своей кончины потоптался в месте, которое должно будет заинтересовать сыскную полицию.
В дверь снова постучали. На этот раз в кабинет вошёл тот самый капитан Ермолин, а за ним молодой худощавый юноша лет двадцати в студенческом сюртуке.
– Владимир Гаврилович, – доложил капитан, – вот, Владимира Владимировича доставили, как Вы просили.
– Спасибо, господин капитан. Ступайте, но, если придётся отлучиться, предупредите меня, в вас ещё может возникнуть нужда. Здравствуй, Володя, садись.
Молодой человек коротко кивнул Свиридову и сел напротив отца. Беглого взгляда на двух Владимиров Филипповых было довольно, чтоб понять, что перед вами отец и сын, единственно старший в силу возраста и степенного положения был более грузен, усат, а в чёрной шевелюре уверенно поселилась седина.
Надо отметить, что в последнее время между отцом и сыном наметилась некая холодность, инициированная в первую очередь последним. Филиппов-старший списывал это на изменение окружения сына – тот начал учёбу в Университете, и, само собой, новая бытность частично вытеснила семейные отношения. Владимира Гавриловича, конечно, несколько печалило такое положение дел, но он мудро – как ему казалось – решил не выяснять отношений и обождать, пока новые впечатления утратят свою свежесть. Тем более, что в Университете Владимира-младшего хвалили (грешен отец, не сдержался, заехал в альма-матер, переговорил с некоторыми старыми знакомцами), и поводов для серьезного беспокойства вроде бы не наблюдалось. В общем, действовал Филиппов по всегдашней мужской привычке – мол, само собой всё образуется. Потому и сейчас, глядя в настороженно-колючие, готовые к дерзости глаза сына, невольно медлил.
– Владимир… Нам с Александром Павловичем нужна твоя помощь… Видишь ли… Нам кажется, что с одним из твоих знакомых произошло несчастье…
Молодой человек продолжал настороженно смотреть на отца, лишь, казалось, плечи чуть поникли, и поза стала немного свободнее.
– Я хочу попросить тебя о не очень приятном одолжении. Нам важно выяснить личность трагически погибшего сегодня утром человека, и мне кажется, что ты можешь нам помочь…
– Я? Почему я?
– Среди его вещей был найден листок с именами. В том числе и с твоим.
***
Между тем, ближе к вечеру в полицейской части стало гораздо многолюднее, поэтому в покойницкую приходилось уже чуть ли не плечами прокладывать себе дорогу. В коридорах сидели заявители, сновали курьерские, деловито передвигались приставы. На первом этаже, почти на самой лестнице в подвал, делегация чуть было