Кузнецкий мост и Маргарита. Надежда Белякова
Елизаветы Яковлевны Бегутовой, что осталась она одна с маленькой дочерью на руках, об этом она только вздохнула и продолжила вспоминать, но уже молча. Потому что – ох, уж не для детских ушей этот отрезок ее жизни.
Выдали Лизоньку – самую младшую в семействе – замуж в 16 лет. Ясноглазую, с точеным, точно алебастровым лицом. Стройную красавицу с изящным росчерком горделивых бровей и точеных норовистых ноздрей. Не по ее воле, не по любви, а как папенька приказал. Решил так распорядиться судьбой своей младшей дочери Яков Бегутов от страха перед жизнью, потому что опасался за будущее своей семьи и Лизонькино будущее, потому что оба с женой начали слепнуть. А Лизонька была у них поздним ребенком, потому боялся вольный иконописец, что не сможет защитить от житейских невзгод свою младшенькую. Вот и поторопился дочку пристроить замуж. Но молодую, романтичную девушку в бурной, полной шального революционного брожения Казани в конце 19 века тоже задела волна вихря времени большого соблазна умов. И как уж такой грех случился, но случилась пылкая влюбленность у замужней Лизоньки, соблазненной молодым революционером по имени Карп. И в одну из темных ночей Лизонька с приготовленным накануне узелком своей одежды вылезла из окошка мужниного дома и сбежала со своим любимым смутьяном и возмутителем спокойствия Карпом.
И началась у Лизоньки – Елизаветы Яковлевны – совсем иная жизнь. Скрываясь от мужа, она проживала по поддельным документам с любимым на съемных квартирах, которые время от времени приходилось менять. Не только из-за нелегального положения молодой влюбленной пары, но и потому что ее любимый Карп был занят опасной революционной деятельностью. А квартира была местом, где собирались на сходку революционеры, чтобы готовить России будущую смуту 1917 года.
И перевернулась вся-то прежняя ее жизнь. Совсем иная наступила для нее жизнь, без прежних правил и устоев. Когда собиралась сходка революционеров, она стояла «на шухере», чтобы в случае облавы – появления полицейских – предупредить, защитить революционеров от ареста. Но, видимо, все это она воспринимала, как нечто окруженное ореолом романтичности и придающее особый привкус сладости запретного плода ее любви, и все это не было отягощено грузом реальной и объективной оценки происходящего вокруг нее. Потому что когда ее возлюбленного Карпа все же арестовали, она сделала из случившегося неожиданно категорический вывод: «Приличных людей в тюрьмы не сажают!».
И, когда Карп – бывший муж и отец ее дочери Капитолины – вернулся с царской каторги, повторила и ему тоже самое и наотрез отказалась продолжать прежнюю революционную жизнь, полную риска и опасности. Но дочь Капочку бывший политкаторжанин поддерживал и материально, и по-человечески – всегда помогал, хотя на каторге, как выяснилось, у него появилась близкая ему по духу подруга, также из политических ссыльных.
Но с дочерью