Рассказы. Фируза Замалетдинова
мол, хорошо пишет соседская девочка… Я не успеваю даже помечтать, бабушка уже и в дом влетает.
– Рузия, до-о-оченька, – она мелодичным голосом окликает меня, – прочти-ка это письмо.
Она указывает на уголочек белого конверта, который торчит из кармана её синего бархатного камзола, и спешит обратно к себе домой. Я за ней: «Неужели нельзя было у нас только прочитать?» А у самой перед глазами орешки в пиале, которая стоит на середине стола. Вообще-то их и в карманах её камзола достаточно.
– Ну давай, доченька, читай. И в этот раз, наверное, услышим радостную весть… Душа снова не на своём месте… – бабушка, сама с собой разговаривая, старается угадать содержание письма. – «Пишите ответ», наверное, так и написал. Каждый раз пишет так.
– Нет, не может быть только это…
– «Мама, по приезду сам пойду на сенокос», – я добавляю своё предположение.
– Это было в том письме, – бабушка недовольным голосом перебивает меня.
Хотя я и была ребёнком, но всё равно уже понимала, что я чужая. Потому что бабушка наступает на половицы твёрдо и тяжело… Мне самой становится уже интересно. И о чём мог написать в этот раз дядя Равиль?
«Дорогая мамочка…» – и в этом письме было столько же теплоты. Мне казалось, эти слова для бабушки были как весенний дождь… «Я каждый вечер, мама, перед сном читаю эту молитву. И мне становится легче, потому что скучаю по вам, – писал дядя Равиль, – мама, все молитвы, которые ты читала, я помню!»
Ой, как бабушка обрадовалась этим словам! «Ну, ну, ещё что написал?» Несколько раз сходила на кухню, в печь дров подкинула, добавила угля в самоварную трубу. Потом заставила снова прочитать. Ещё и ещё раз. «Как дома? Тепло ли, мама? Есть ли дрова? Как там дедушка? Раны, наверное, очень болят. У меня всё хорошо, мама».
– «Мама, мама, мама», – я с раздражением повторяла слова и почему-то злилась.
– Конечно, мама, кто ещё? – бабушка Асхабджамал отозвалась твёрдым голосом. – Он сейчас большой человек, государственный… Солдат, который стоит на посту…
Да поняла уже я: дядя Равиль скоро вернётся домой и все тяготы жизни этого дома устранит. Потому что он теперь сильный! Очень сильный! Он же солдат!
Для меня открытием стало одно предложение. «Как хорошо, что ты есть, мама, и деревня родная, по вам я очень скучаю!» Эти слова и мою душу чуть не прожгли. «Есть деревня родная!» Так и написал. Так в этой деревне и я живу… Да ещё я его соседка… Может, и по мне скучает дядя Равиль? Продолжаю читать, лишь бы бабушка не догадалась о моих мыслях. «Мама, только не старей до моего приезда!» После этого предложения бабушка снова быстро-быстро зашагала на свою кухню, к самовару. Там, в самоваре, на пару, варится яичко. Оно за хорошее письмо. А на нашей улице людей, которые могли бы прочитать письмо, много. Да вон Сакиня-апа[3] живёт напротив. Сама учительница. Но бабушка её не просит. Иногда учительница бабушку хвалит, что даёт мне читать. Что, мол, ребёнок не умеет раскрывать секреты, хитрая, мол, старушка. И какие секреты могут быть в письмах? По-моему, никаких…
В
Апа – тётя, старшая сестра.