Изгнанница Ойкумены. Генри Лайон Олди
за тобой поэтических талантов,» – пошутила Регина.
«От скуки, – разъяснил Ник. – Ночи такие длинные…»
По знаку Кейрин-хана музыканты взялись за инструменты. Флейта, лютня, скрипка-двухструнка. С плавностью сомнамбул задвигались танцовщицы – поодаль, не мешая собравшимся. Кучка седобородых старцев окружила толстяка – поздравляли, совали деньги. Тот принимал, не чинясь. Лишь изредка косился на регента, и Кейрин-хан с одобрением моргал: бери, мол. Мальчик на троне напоминал статую. Белый, мертвый взгляд его смущал Регину. По воле случая лицо шаха было обращено к ней – зрячий, он изучал бы доктора ван Фрассен с внимательностью, достойной препаратора. Но никто не усомнился бы, что Хеширут слеп.
«Сволочь! – с внезапной злостью подумала Регина, имея в виду деда-самодура, лишившего внука зрения. – Мерзкий ублюдок! Надеюсь, черви давно сожрали твое тело…»
– Уникальная личность, – тихо сказал Ник. – Это я про регента. Вояка с колыбели, но предпочитает дипломатию. Бандит, но держит слово. Стоит у трона, но сесть отказывается. Неграмотен, но покровитель искусств. Гуманист, при случае не гнушающийся пытать собственноручно. Горький пьяница, но знает, когда пить и с кем. Все дела здесь надо вести с ним. Хеширут – так, ширма.
Рядом призраками скользили слуги – разносили фрукты. Никто не брал – наверное, так было принято. Лишь толстяк позволил себе отщипнуть виноградинку от темно-лиловой, лоснящейся грозди. Регина ожидала, что гостей пригласят куда-нибудь, где ждут накрытые столы, и можно будет наконец присесть. Нет, регент не подавал знака оставить залу. Вот и старцы, пыхтя, разбрелись по местам. Вот и толстяк отвалил в сторонку. Похоже, так до утра простоим. Еще кто-нибудь споет плаксивым голосом о цветах, полях и шахской милости…
Мальчик на троне что-то произнес, обращаясь к регенту. Простецкое лицо Кейрин-хана озарилось, словно он услышал приятную новость. Сделав шаг вперед, регент начал речь. Он непроизвольно подражал толстяку в интонациях, но, похоже, не замечал этого.
– У лютни пять струн, – переводил Ник шепотом. – Первая струна желтая, для холериков…
– Так и говорит? – изумилась Регина.
– Он сказал про разлитие желчи. Тут свои понятия… Вторая струна красная, для сангвиников. Третья – белая, для флегматиков. Четвертая – черная, для меланхоликов. Но пятая, самая главная – струна души. Так шах есть душа мира, и все такое. Взор шаха пронзает мельчайшую пылинку…
Мальчик на троне снова заговорил – с нажимом, раздраженно.
– Взор шаха не зависит от телесной зоркости или слепоты, – продолжил Ник, вслушиваясь в речь Защитника Народа. – И все же… Так, похоже, он не хочет говорить этого. Но Хеширут настаивает. Значит, нас, то есть его величество, посетил великий врач со звезд, созданных Господом Миров. Великий врач – это ты. Женщине недоступно подлинное искусство врачевания, но на звездах все не так, как у людей. Всемогущ Господь Миров, и тому подобное. Возможно… Ри, он говорит, что ты, наверное, нарочно приняла облик женщины! Дабы испытать… Тут я не понял. Какой-то цветастый оборот. Короче… Проклятье! Он сошел