Победа вопреки Сталину. Фронтовик против сталинистов. Борис Горбачевский
– Лев Ровинский, «Красной Звезды» – Давид Ортенберг, директор ТАСС – Яков Хавинсон, зам. директора «Совинформбюро» – Соломон Лозовский – «еврейский букет», пошутил Ханаан. Вот Геббельсу пища...
Перед уходом Ханаан рассказал о том, что уезжает в Алма-Ату. Он сошелся с женщиной, помощником городского прокурора. Она обещала ему поменять паспорт, а он поклялся прожить с ней до конца войны.
Папа спросил Ханаана:
– Ты не боишься оказаться ее заложником, если у вас не сложится жизнь?
– У меня нет другого выхода, – ответил Затучный. – В Москве у сестры или у своих в Подмосковье я больше оставаться не могу. Рискованно. Начинается суровое военное время.
Когда мы расставались, Ханаан высказал оптимистический взгляд на ход войны: «Гитлер плохо знает Сталина. Этот азиат положит миллионы мужиков в солдатских шинелях. Ему это не впервые, но загонит фюрера в гроб...»
В первые дни войны появились в печати стихи Лебедева-Кумача:
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой,
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой!
Стихи эти, вышедшие под названием «Священная война», вскоре стали главной песней войны. Обычно ее пели стоя, как гимн. Так и называли долго войну – «священной», «народной», «Великой», «Отечественной». Название «Великая Отечественная война» появилось значительно позже. Впервые так была названа война с фашистами в приказе Верховного Главнокомандующего 1 ноября 1944 года [4].
Два подвига
В начале июля отца назначили начальником большой стройки на Урале, в городе Кыштыме. За семь месяцев надо было построить графитовый комбинат. В то время графит применяли в основном для изготовления артиллерийских снарядов и производства карандашей. Пройдет немного времени – без графита не обойтись и атомному реактору. В то первое военное время одни районы, где добывали графит, уже заняли немцы, а другие оказались под угрозой быстрой оккупации.
С удостоверением, подписанным наркомом, по распоряжению Государственного Комитета Обороны папа с помощниками выехал на Урал. В конце июля и мы с мамой вместе с сотрудниками Наркомата промышленности строительных материалов (где папа руководил добычей нерудных ископаемых) и их семьями потащились в товарных вагонах в Кыштым. Добирались «малой скоростью» и приехали туда в середине августа.
Что больше всего поразило меня в пути? Нас часто обгоняли длинные составы с зарешеченными окошками в вагонах. Двигались они с большей, чем мы, скоростью не на запад, а все – на восток. Из окошек неслись громкие крики. «Нас везут в лагеря! Нас везут в лагеря! – кричали люди. – Мы хотим на фронт: защищать Родину! Передайте, объясните Сталину. Он не знает». И опять: «Мы знаем, нас везут в лагеря, а не на фронт!»
Часто нас обгоняли санитарные поезда. На остановках, где мы оказывались рядом, я старался разговорить сестер, санитаров. Пытался узнать хоть каплю правды о событиях
Оренбург. Июнь – декабрь сорок первого. Рассказ-хроника. М.: Советский писатель, 1984. С. 10—11.