Моя леди Джейн. Броди Эштон
голове его сложились строчки стихотворения.
Здесь душно, промозгло и сыро, и жребий жесток.
Конь тих и понур, ему смазать бы бок,
Чтоб чрез узкую дверцу попасть в кабинет,
Но что толку – оттуда пути тоже нет.
Не лучшее его творение.
Глава 7
Эдуард
– Эдуард, дорогой, – произнесла матушка Пенн, сидя в кресле у его кровати, – ешьте суп.
Она поднесла ложку к его губам, и он позволил ей скормить ему пару глотков. Затем отвернулся…
– Ну прошу вас, осталось совсем немножко, – уговаривала старушка.
– Я не голоден. – Ему очень хотелось напомнить ей, что он король, а не какой-нибудь сопливый мальчишка, которым можно запросто командовать, но облечь эту мысль в слова и высказать ее требовало непосильного для него сейчас напряжения. Вместо отповеди он просто откинулся на подушки и теснее прижался к теплому телу Пэтти, растянувшейся рядом с хозяином. Хвост собаки задорно молотил по одеялу. Матушка Пенн облизала губы и бросила на Эдуарда тоскливый взгляд, выражавший полную готовность кормить его сколько потребуется, если сам он не в состоянии управиться с этой тяжелой задачей. Он же слишком устал, чтобы ответить ей каким бы то ни было взглядом.
– Государь, – снова запричитала нянька, – вы должны есть, чтобы к вам вернулись силы.
Эдуард знал, что так оно и есть, но вся сцена из-за этого не казалась ему менее унизительной. Вспомнив о минувшей ночи, он почувствовал еще большую подавленность. После свадебного ужина по пути к карете у него резко подкосились ноги, и он рухнул на голую землю, прямо в грязь. Кто-то из лакеев с легкостью подхватил его на руки, словно король был не королем, а субтильной женщиной, и потом бережно нес его всю дорогу до дворца. По лестнице в опочивальню его тоже пришлось нести на руках, и с тех пор он так и не нашел в себе сил встать с кровати. Эдуард проспал всю ночь и бóльшую часть утра, но все равно проснулся совершенно разбитым, словно ни на минуту не смыкал глаз. И вот его кормят с ложечки, как младенца.
Смерть – он впервые по-настоящему ощутил ее приближение.
Конечно, король знал, что умирает, но никогда еще мысль об уходе не вставала перед ним с такой страшной очевидностью. Силы оставили его и вряд ли уже вернутся. Приступы кашля участились, в суставах и позвоночнике появилась ноющая боль. Даже голова у него словно бы растрескалась на небольшие кусочки, и мысли с трудом, будто бы через густую облачность, достигали мозга.
Он умирает.
Уже. Разве мастер Бубу всего неделю назад не дал ему как минимум шесть месяцев? А в лучшем случае – и год.
«Я умираю», – подумал он в каком-то странном оцепенении. Получается, гораздо раньше, чем ожидалось. Никакие супы не имеют никакого значения.
– Государь… – настаивала няня.
– Оставьте меня, – пробормотал Эдуард, а когда та не проявила достаточного проворства, рявкнул: – Оставьте!
Пэтти