Зрительное восприятие в русской культуре. Книга 1. В. И. Снесарь
философия XIX века во многом унаследовала традиции сенсуализма и рационализма. Гегелевская парадигма восприятия, по своим исходным принципам утвержденная на активности духа в его всеобщности и сведении сущности индивида к сознанию и самосознанию, в отечественной науке детерминировалась содержанием общественного идеологизированного сознания, поглотившего автономность и целостность индивида. Условием «объективного» знания стало преодоление эмпирического индивида с его гегелевским «несовершенным духом». Глубинные структуры сознания, обнаруженные в это время в зарубежной науке, трактовались как дологические, иррациональные и рассматривались как психологизмы.
Это были времена формирования русской философии. Своё отношение к этому осмыслению восприятию выразил В. И. Ленин в работе «Материализм и эмпириокритицизм», которая была основополагающей для теории восприятия советской философии. Став на позицию резкого отрицания этой идеи, он отрицал знаковую природу восприятия, рассматривая ощущение как субъективный чувственный образ реальности. Этим самым диалектика чувственного и образного в восприятии не была принята. Отрицание знаковой формы восприятия есть следствие наивно-реалистического отождествления зрительно-воспринимаемой картины реальности с самой этой реальностью, считает Н. И. Губанов[73].
Проблематика восприятия, разработанная в локковском сенсуализме, долго господствовала в европейской науке и нашла отражение в известном выражении В. И. Ленина, в «живом созерцании» как исходном акте познания, и его теории ощущений и отражений информации. Эти предпосылки стали фундаментальной основой советской гносеологии. В свою очередь выражение «познание есть отражение» обрело в нашей философии мировоззренческий аспект, имеющий ярко выраженный идеологический характер.
«Живое созерцание» как некое чувственное познание-отражение и абстракция индивидуального эмпирического, исключало всякое индивидуально-чувственное и конкретно-историческое. «Таким образом, за пределами общей теории познания осталась огромная область внерационального, вненаучного, “инонаучного” (по выражению С. С. Аверинцева), т. е. всего того, что должно быть предметом внимания гносеологии»[74].
Современный российский философ В. С. Стёпин вводит понятие постнеклассической парадигмы, определяя её как особый тип научного познания. Научная рациональность отличает его от неклассического и классического типа способностью значительно расширить его поле рефлексии над воспринимаемой реальностью. «Объективно-истинное знание» о воспринимаемом объекте выстраивается не путём теоретического объяснения, как в классической научной традиции, и не в результате связей между знаниями о предмете и характером средств деятельности, как в неклассической научной традиции, а с помощью расширения поля рефлексии, учитывая соотнесённость с знаниями о предмете не только
См.: