Кукла госпожи Барк. Хаджи-Мурат Магометович Мугуев
голубчик, здесь никто не посмеет обидеть вас, – ласково поглаживая голову плачущего, сказал он.
– Они мучают меня… их много… Они вот тут… вот в этом месте… – указывая на голову, сказал человек, переставая рыдать. – Одели меня в это платье, а я не хочу его, – сказал он и быстро побросал на пол свой потертый пиджак, под которым был жилет и бязевая рубашка, обыкновенная больничная рубашка с казенным клеймом на плече, – а Стаха убили… и Ядзю тоже, побросали голыми, – забормотал человек.
– Вне всяких сомнений, – поворачиваясь к генералу, сказал Ромашов.
– Не надо даже быть специалистом, – глядя с сочувственной жалостью на копавшегося в своей одежде человека, сказал генерал.
– Разрешите мне отвезти его в санчасть? Мы там с доктором Васильевой осмотрим и уже более точно доложим вам, – попросил Ромашов.
Ромашов и дежурный сержант вывели безучастно глядевшего на них человека.
– Ну, как, все понятно? – спросил генерал.
– Конечно! Это настоящий больной…
– …одержимый манией преследующих его чертей, – подсказал генерал.
– Ну да, то есть наиболее подходящий субъект для тех, кто хотел уничтожить нас с вами, заинтриговав этой, не лишенной оригинальности, историей с привидениями. Потерпев фиаско, они подослали к нам настоящего больного…
– Для чего? – улыбаясь спросил генерал. – Чтобы показать, что и первый посетитель был сумасшедшим и никакого отношения к взрыву не имел. Взрыв – это случайность, здесь после немцев осталось много заминированных домов.
– То есть убедить следствие, что тут разные вещи и безобидные сумасшедшие с чертями и привидениями никакого отношения к взрыву не имеют?
– И наивно, и одновременно умно, – кивая головой, сказал генерал.
– …Ибо после неудачного покушения ни один здравомыслящий не повторит прежнего трюка и не пошлет своего агента прямо в руки врага. А если это делается, значит тут одно не связано с другим, – закончил я.
– Хорошо! Пусть они думают, что мы обмануты. В дальнейшем официальном ведении дела версию о сумасшедших и привидениях надо будет исключить, – подумав, сказал генерал, – для себя же мы усилим ее. Кстати, прошу вас лично побеседовать с этим несчастным. Он верит, – генерал многозначительно подчеркнул, – в вашу особую силу над чертями, и кстати, выясните, что за «пани докторша» внушила ему это и почему на нем белье с казенными клеймами.
Он уехал, а я, записав свои впечатления, отправился в санчасть.
Увидев меня, больной опять забормотал о чертях, об убитой кем-то Ядзе, вспомнил Лодзь и понес такую чепуху, что трудно было даже проследить за скачками его безумной горячечной речи.
– Пани докторша… – два раза повторил он, но сейчас же перескочил на терзавших больной мозг чертей и уже не возвращался больше к «докторше», несмотря на мои неоднократные попытки завести о ней речь.
Его раздели. Он безучастно подчинился осмотру, продолжая шептать. «Голенькие… а кругом снег и кровь… и Ядзя, и Стах, и Борейша»… –