Скальпель, карты, третий глаз. Кое-что из жизни студентов-целителей. Натали Синегорская
Она, наверное, думает, это просто!
– Хватит! – Мирон повысил голос. – Голубева, сделай так, чтобы Архипова смогла попасть в квартиру. Потом вернешься и досдашь экзамен.
– Плюс один балл? – с надеждой спросила я.
– Минус один, – злорадно заявил Кандид.
Ну, минус, так минус. Если стану выпрашивать, оценка может упасть до минус двух.
И как же мне решать ключевой вопрос, скажите на милость?
Хотя…
– Раф, иди сюда, – свистящим шепотом сказала я, высунувшись в коридор.
Он тут же подскочил, попутно отгоняя одногруппников, налетевших с вопросами, как, что и сколько.
– Плюс один, – потребовал этот нахал, когда понял, чего от него хотят.
Комиссия покривилась и согласилась. Раф и Лалька удалились вскрывать дверь ее квартиры и ставить новый замок. А что? Сам же хвастал, мол, на все две руки мастер.
А вот Кандиду и Желенскому внезапно понравилась Лалькина инициатива. Они заставили меня проглотить… нет, не ключ, а серебряный кулончик Мирона, привязав к бечевке, конец которой я зажала между зубами. Глотать его было препротивно, хуже, чем эндоскоп на ФГС раз в стопятьсот. Не представляю, как Евлалия заглатывала ключ. Наверняка чисто из природной вредности.
Самое сложное – не заржать во весь голос, когда экзаменуемые принимались описывать симптомы моего «заболевания». Нет, язвой они не ограничились. Гастрит, прободение, полипы и камни (в желудке, хе-хе!) – вот неполный букет, которым наградили меня добрые соученики. Единственная, кто засомневалась в постановке диагноза, оказалась Мышь. Она обошла меня со всех сторон, остановилась за спиной и замерла, а потом резко и сильно ударила под ребра.
Я икнула и от неожиданности проглотила веревку.
Кандид заржал.
ЭмЭмЖо помрачнел. Ну, как помрачнел. Едва заметно сдвинул брови. Это означало крайнюю степень негодования.
– Там посторонний предмет, – проблеяла побелевшая от ужаса Мышь. – Я думала, если хорошо ударить, он вылетит…
– Он и вылетел, – утирая слезы, простонал Кандид. – То есть, влетел.
– Это я влетел, – процедил Желенский. – На очень ценный амулет. Варваре – отлично, Голубевой – заворот кишок.
– Всем по справедливости, – сияя, как начищенный пятак, объявил Кандид.
Заворот кишок – это справедливо?! Нет, это, похоже, я влетела.
– Голубева, иди сюда.
Я на негнущихся ногах подошла к столу экзаменаторов.
– Четверки хватит?
Кивнула.
– А теперь разберемся с посторонним… хм… предметом.
Желенский положил ладонь на область желудка.
Ох, какая же теплая у него рука. Горячая даже. Но не обжигающая, а согревающая. Изнутри. Я закрыла глаза и несколько мгновений блаженствовала, как полупомешанная адептка какого-нибудь Саит-Бабы под добрыми и мудрыми исцеляющими флюидами своего божества.
– Все, иди.
Как, уже все? О, нет, я хочу еще, еще!
Флюиды резко