Der Kamerad. Виктор Улин
парно.
На турецком пляже городского типа до такой радикальности дело еще не дошло, но поведение подростков сулило серьезное будущее.
Загорать топлесс на нашем пляже некоторые женщины любили; они словно забыли, что солнце – по сути убийца, и если кому-то на роду предписана онкология, то нет лучшего способа ускорить процесс, нежели провести две недели у Средиземного моря с голым торсом. Но, вероятно, короткая жизнь под длинными мужскими взглядами тоже имела смысл.
Ведь лишь убогие телом считают, что мужчина требует, а женщина терпит, на самом деле женщине все, для чего она обнажается напоказ, является еще более жизненно необходимым.
Постоялицам «Романика», дразнящим весь мир голыми сосками с лежаков, ничего, кроме солнца, не грозило. Туристы друг к другу не приставали, а турецкое внимание не являлось серьезным: несмотря на вседозволенность, у ворот отеля, над входом на пляж, всегда сидела охрана. А, как я понял давно, для турка, облаченного в форму и наделенного правами, не было большего удовольствия, чем законно отдубасить такого же турка, но без формы и без прав.
Но все женщины, которые загорали просто не песке, считались общим достоянием и вокруг них скапливались аборигены.
Около этих двух, которых я мне предстояло перешагнуть, слева сидели по-турецки два загоревшие до черноты турка в одинаковых белых бриджах, справа один очень молодой строил замок из песка, а напротив еще два, по-ирокезски волосатые, играли в мяч.
Смотреть на них было смешно; претенденты словно не понимали, что обеих девок вместе с их пуговками и Антарктидами можно просто купить всем пятерым по очереди. Хотя, скорее всего, они прекрасно понимали, но разыгрывали спектакль, поскольку любому мужчине – даже распоследнему из азиатов – было приятнее завоевать женское внимание, нежели просто заплатить за него.
Разумеется ход моих мыслей, вращающихся вокруг женщин, заслуживал абстрактного неодобрения. Но ведь даже рациональность наших дней источником движения имела простую биологию. Во всяком случае, если люди во время отпуска ехали не в Париж нюхать обгаженные собаками углы, а спешили к морю, то это им было нужно. И в таком отпуске главными составляющими являлись взаимные томления тел.
И Саша и его безымянная кореянка имели на родине семьи. Он жаловался, что курортная спутница жизни держит в ежовых рукавицах хуже настоящей жены, а она не только сверкала обручальным кольцом на правой руке, но почти каждый вечер прямо за столом разговаривала по телефону тоном, уместным лишь с законным мужем. Оба были довольны той жизнью, что осталась дома, но и здесь нашли желаемое, и это казалось всем совершенно нормальным, да нормальным и было. Оба приехали из разных городов: Саша имел характерный Псковский говор, кореянка вечерами непроизвольно зевала, что выдавало жительницу зауральских мест, где ночь наступала часов на шесть раньше, чем в Турции. Они встретились ровно на две недели, чтобы разойтись навсегда, не наскучив