Der Kamerad. Виктор Улин
и как остро пахла красная икра, открывая банку которой я в спешке чуть не поранил палец. А потом я вдруг очнулся, всплывая откуда-то вверх, и понял, что лежу на кровати и смотрю в потолок, а с потолка на меня смотрит люстра, на которой висит белый лифчик с прозрачными силиконовыми бретельками. Опустив взгляд, я обнаружил, что поперек моего голого живота лежит голая нога двухметровой длины, к моему голому боку прижата голая же грудь, маленькая… но хорошая.
И, кажется, умирать не стоило; стоило еще пожить, хотя бы немного.
Следующие три дня я не выбирался из постели. То есть, конечно, время от времени выкарабкивался: шел достать следующий коньяк и открыть следующую банку икры – но потом возвращался, падал обратно и опять клал на себя ту же ногу. А владелица ног почти не просыпалась, жевала бутерброды, не открывая глаз и запивала коньяком из моей руки. Девушка – ставшая недевушкой как минимум пятнадцать лет назад – жила на съемной квартире с многоюродной сестрой и ее вечно болеющим ребенком без отца, ей недоставало условий для нормального сна.
Цели затеянного за эти дни и ночи мы достигли лишь дважды.
Первый раз был продиктован первым выпитым коньяком, а второй совершили для порядка перед тем, как подняться, чтобы заняться каждый своим делом: я ставить в стирку простыни, она – собирать свои волосы, раскиданные по всей квартире трусики-маечки, и наконец мыть полы. Все остальное время я просто пил, а она просто спала. Но тем не менее этот, неожиданный для меня самого, кунштюк вселил иллюзию продолжающейся жизни.
И жену, за которой я приехал в аэропорт на вымытой за счет фирмы машине, с громадным букетом любимых ею роз цвета киновари на заднем сиденье, я встретил как полностью успешный, уверенный в себе и любящий муж.
Последнее могло показаться странным, но я считал, что к свершившемуся между мной и тридцатилетней недевушкой любовь не имеет никакого отношения. И более того, всю жизнь понимал, что после любого «прыжка на сторону» мои чувства к жене становятся лишь крепче.
Она – в меру загорелая и безмерно счастливая – была рада увидеть меня здоровым и в общем веселым.
О том, что я был трезвым, говорить не стоило; за рулем я никогда не пил хотя бы из-за неудобства, там проваливался стакан.
Подхватив жену на руки при выходе из зоны прибытия, я понес ее в дышащую розами машину, не сразу вспомнив про чемодан.
О своем предопределенном увольнении я ничего не сказал.
А жена в общем не слишком интересовалась моими делами; годы моих бесконечных и бесплодных метаний выработали в ней эмоциональный иммунитет.
Да и вообще, отношения с женой у меня были сложными. И, должно быть, редкими для людей нашего возраста.
Мы сошлись с нею четырнадцать лет назад на базе страстной любви, счастливо совмещенной с кошачьей страстью. Последнее казалось мало реальным, но в 1993 году я еще почти не пил и был много на что способен.
Страсть, конечно, прошла бы и без моего пьянства: горящие тела всегда рано или поздно превращаются