Некромант для рыжей шельмы. Александра Гринберг
полминуты Мэл молча глядел на неё, разрумянившись от волнения и злости.
А потом маска страдающего в разлуке любовничка предсказуемо отклеилась, и полилось дерьмо.
– Ну и мразь же ты, Билли Фоули, – выплюнул он, отняв ладонь от побитой физиономии. – Злопамятная, заносчивая, себялюбивая мразь! Ну сходил я налево пару раз, так и что с того? И это больше твоя вина, чем моя; ведь я здоровый мужик, в конце концов. Ты могла бы уделять мне побольше времени! Не пропадать сутками на своей работе! А разве я попрекнул тебя хоть раз? Нет, Билли! Как я мог?! Я люблю тебя; я забочусь о тебе; преданно гляжу тебе в рот, какую бы чушь ты ни сказала; боготворю землю, по которой ты ходишь! Зато в ответ получаю сплошные упреки! – Мэл покачал головой и, кажется, с трудом удержался, чтобы не сплюнуть. – Понятное дело: куда мне, человечишке, до крутого мага? И старею-то я слишком быстро, и привилегий не имею, и зарабатываю как придется.
Билли, до того примеривающаяся засветить ему ещё разок, обескураженно опустила руки. Она ненавидела, когда поднималась эта тема. Потому что Мэл был одновременно и прав, и чудовищно несправедлив. Да, Билли родилась в привилегированном сословии… но разве золото ей само на голову сыплется? Разве она многие годы не вкалывала как проклятая, чтобы стать «крутым магом», притом даже не имея права отказаться? Разве хоть раз использовала отсутствие способностей как оскорбление? Ставила это Мэлу в вину?..
– Мэл, зачем ты так? Мы же не выбираем, кем родиться.
– Ну простите, что я не тем родился! Но, знаешь, Элис тоже маг, хоть и слабенький. И ей не противна мысль создать со мной семью. Хотя о чём я? Противно? Да ты обо мне всерьёз никогда и не думала!
– Естественно, я не думала! Мне двадцать шесть, я слишком молода для этого дерьма!
Мэл пожал плечами и неприязненно улыбнулся.
– Здорово! А мне двадцать девять, и через четверть века я уже буду дедулей; а ты, вероятно, найдешь себе такого же зазнавшегося урода, как и ты сама, и будешь счастлива. Это нечестно, Билли. Это просто нечестно!
На сей раз молчание порядком затянулось. Билли едва дышала, переполненная обидой и слезливой яростью; Мэл же, судя по всему, только начал осознавать, что и кому он сейчас наговорил.
– Билли, я…
– Хватит, я поняла, – перебила она, ненавидя себя и свой сдавленный голос, дребезжащий, как старая телега. – Вот я кто для тебя? Уродка и зазнайка, и мразь себялюбивая. Боги, Мэл… ну что же я тебе плохого сделала? Имела наглость работать, пока ты прохлаждаешься и не знаешь, куда бы ещё сунуть член? Прощала твои измены? Платила твои долги? От тюряги тебя отмазывала? Бед-няж-ка!
На Мэла, понявшего, что платить и отмазывать больше не будут, было жалко смотреть. Жалко и почти смешно, не будь оно так до Бездны больно. И противно, да.
– Билли, прости. Я со злости это, ты же знаешь, я никогда… ну… прости!
– Убирайся.
– Билли, пожалуйста, я…
Мэл осёкся. Оконная рама за его спиной задребезжала; миг спустя и вся мебель заходила ходуном.
– Убирайся, –