Графские развалины. Эссе. Владимир Буров
спеть вот эту песню, но не сами, ибо накладно будет, а как:
– Старшина – даже не милиции – а простой водовоз:
– А без иё и не туды и – не прошу даже прощенья – ни обратно уже убежать не получится:
– Попались, сукины дети! Ая-яй.
Действительно, нарваться на такую Ветряную Мельницу, это вам не Тетю Дусю – даже, если она из Тобоса – отбарабанщить.
Другое дело личный путь, но – ибо – за него Премий не дают. И, следовательно, никто не узнает, что он был, как у всех, по крайней мере, как у многих, у большинства.
Борис Парамонов сразу передергивает:
– Не значит, друзья мои, что у всех благостное к нему отношение: с одной стороны, в школе проходят – с другой чучело его сжигают и памятники вандализируют. – Но!
– Это делают, если не одни и те же, буквально, луды, – то организация-то:
– Всё равно та же самая. – Ибо:
– Хотя и пожертвовали для этого дела продвижения самой идеи Культурной – так скать – Рэволушэн – тайной существования здесь большого числа заключенных и даже не только по тюрьмам, но и – что такое: непонятно – лагерям.
И так получается – не заметить никак не мог, чито это:
– Одно и тоже!
Просто рассчитались отряды самообороны без оружия на первый второй и пошли:
– Одни на парад хоронить его – как вчера по Культуре показали стоящего там Примакова – другие:
– Уже наготове к всесожжению с чучелом.
Контора, как говорил незабвенный Краснов из фильма – с Пореченковым тоже – Агент национальной безопасности. Хотя в этом фильме не открывается эта великая – или, по крайней мере, большая тайна – нет, не работать, именно, на обе сторона, – а наоборот:
– На одну сторону, но с Обеих.
Можно сказать, одни те же поздравили на параде, потом по быстренькому переоделись и на кладбище уж стоят, как покойники с косами Савелия Крамарова, однако. А то, как заметил один рассказчик об этом фильме – кажется, Николай Еременко, наш, серцевед французского Красного и Черного Стендаля:
– Только что был голый в бане, а уже он же и кричит караул на другой стороне улицы, – вот у этого самого кладбища с косой, как к заупокойной мессе.
Не понимали ишшо тогда, что это можно, но не только при условии, что, значит:
– Это кому-то надо-о, а им:
– Всё можно.
Потому что так и было задумано, – а почему до сих пор неизвестно Борису Парамонову – даже я и то – не совсем понимаю.
Ответа, как тоже в кино:
– Служба-а! – недостаточно.
Продолжает настаивать на нелепости – Б. П., – имеется в виду:
– Есть еще, говорит, мамонты в джунглях, которые не могут простить Солженицыну, что он уничтожил нашу родну совецку власть.
Тогда как совершенно очевидно, что Солженицын ее усилил. Ибо критики советской власти и нет в Архипелаге Гулаг, а только сомнение, как у любого конюха, водовоза и даже рабочего:
– Чё-то, можа, было и не совсем так, но ведь со всеми бывает, не правда ли, – как