Пробуждение. Роман-мозаика. Владимир Васильев
кто лежит, кто сидит, отключенный от реального мира, и испытывает негативные эмоции в отношении этого мира, точнее, его обитателей, откровенно желая им смерти. Даже не желая, а приказывая им умереть в настоящее же мгновение. Впрочем, не всем, а исключительно чужим, имеющим иной ай-ди, то есть личный идентификатор, не содержащий «своего» набора символов. Страшнее было то, что и на психику «своих» давил такой же приказ со стороны «чужих». Домовой чувствовал это на себе, потому что и ему было приказано умереть. Только он не мог, прежде не защитив домашних. Домовые – они такие. А еще он чувствовал, что он не один – их, домовых, много, почти в каждом доме, а обитатели тех домов, где нет домового, обречены подчиниться приказу, если их не возьмут под защиту домовые других домов. А хватит ли у них энергии не только на свой дом? И так он изо всех сил защищал своих домашних и себя, потому что ему никак нельзя было умирать – они же без него пропадут.
Домовой прислушался к себе и понял, что немалая часть энергетических затрат уходит на то, чтобы поддерживать приказ «чужим» умирать. Причем этот приказ шел не из его души-разума-чувств, а извне, хотя из своего «извне», которое объединяло всех «своих» в единое целое, пока еще с трудом живое. И он понял, что должен выбрать – на все его сил не хватит, а что для домового главное? Главное – спасти свой дом, иначе никакой он не домовой, а бомж-приживала, самозванец и нахлебник. И он решился, чувствуя категорическое несогласие руководящего «извне». Домовой решительно подавил в себе приказ «чужим» умереть. На самом деле подавил, ибо не ощущал ни малейшего желания их смерти. Он и до этого не понимал, откуда оно и зачем ему нужно, а теперь чувствовал, что желает им всяческого здравия и благополучия. Как ни странно, он перестал ощущать и обращенный к себе приказ: «Умри!». Он свободно вздохнул и почувствовал необычайный прилив домовских сил – теперь он многое мог и для домашних и для соседских. И первое, что он попытался сделать, это подавить в домашних желание смерти чужих. В конце концов, они не виноваты в том, что некто присвоил им неправильный ай-ди! Был неправильный – будет правильный.
Но не так-то просто это оказалось! Для себя он был носителем воли, которая имела высший приоритет для собственной психики, а для домашних он тоже был кем-то «извне», обладающий гораздо меньшей силой воздействия, чем глобальное «извне», чем два глобальных «извне». Но он не растерялся, почувствовав, что имеются некоторые позитивные тонкости. Например, глобальные «извне» были направлены противоположно, а потому частично нейтрализовали друг друга, поэтому даже слабое воздействие, типа бабочки, севшей на коромысло, могло изменить равновесие. Во-вторых, он хоть и был внешней силой для домашних, но не совсем – он был носителем не их собственной воли, но воли родной, не враждебной. То есть некоторый приоритет при их личном выборе у него все-таки был. Только надо было очень тонко, ненавязчиво им воспользоваться.