Три мешка добра. Анна Львова
в свой дом, в своё убежище, к тебе и к нашему сыну! – Она прижалась к его груди, где билось горячо любящее её сердце. И она успокоилась, потеплела, тихо вздохнула. – Я бежала по чужой земле, по чужому городу, как шальная. Совсем дикая, совсем дикарка. И никто не приручил меня, никто не посмел открыть дверь своей каменной крепости, никто не протянул мне руку, никто не сказал «не бойся, ты одна из нас». Потому что я не одна из них. Мы чужие здесь, Лиам, нам никогда не понять этих людей, а им не понять нас. Хелен больше не сможет помочь нам. Мы остались одни. На этом крошечном отрезке огромной земли… И, если бы тебя не было со мной сейчас, я бы сказала, что этот день сдавил меня, наступил на меня грязным сапогом. Я бы сказала, что страх победил меня. Но ты со мной. Ты обнимаешь меня. И смотри – от жара твоей любви я выпрямляюсь, я стряхиваю с плеч горы обиды, я стягиваю с рук оковы ограниченности, я становлюсь стойкой, я выгибаю спину. И я готова к новому дню. Каким бы он ни был. Готова к борьбе. Этот день прошёл. Прошёл. Его растащили на сплетни и загадки.
– Пусть день прошёл. – В ответ шепнул ей Лиам. – Зато пришла ночь. Наша ночь.
И вот полился поцелуй, разом отбивая воспоминания об унижениях, о Койнсах, о всех заботах, о женщинах, мужчинах, детях, лошадях.
Наконец, обмирая от нетерпения и восторга, Лиам и Эльвин оказались в спальне и воздух взвился огненным смерчем.
Слепые пальцы рвали одежду, покатился по полу нечаянно сбитый с комода стакан, заскрипела кровать. Но в музыку этого неповторимого момента внезапно вклинилось глухое, шершавое эхо. Именно так весь дом откликался на чужеродное вторжение.
Эльвин и Лиам замерли, прислушиваясь. И тут всё стало понятно: кто-то бесцеремонно бился во входную дверь, да с такой яростью и так громко, что было похоже, что в ход шли не только кулаки, но ещё и пинки ногами.
– Они же разбудят ребёнка! – Эльвин вскочила с кровати и, на ходу поправляя платье, побежала в прихожую.
Лиаму потребовалось больше времени, чтобы в полутёмной комнате отыскать в углу у кресла отлетевшие на несколько метров брюки.
Эльвин подошла первая и, отодвинув засов, осторожно приоткрыла дверь.
Первое что выплыло в поле зрения по мере того как дверь отворялась, были кусты рыжих усов, а над ними глаза, практически красные, как дотлевающие угли. Всё это располагалось на бледно-жёлтом мужском лице, уже до боли знакомом уставшей от контроля молодой семейной паре. Мистер Рафус, мэр города, собственной персоной.
– Миссис Схизантус, вы не явились сегодня ко мне в мэрию для выяснения своего положения! – Даже не дав Эльвин опомниться, гневно начал он. – Вы получали письмо! Вы были обязаны явиться!
Эльвин немного растерялась. Она ежедневно получала немыслимое количество писем из мэрии и разных других инстанций, и уже успела так запутаться в том куда, во сколько и зачем она должна была явиться, что, видимо, ненароком выпустила очередную повестку из виду. В любом случае…
– Я была у вас вчера. И позавчера, и в понедельник. Я рассказала вам всё, что знаю о себе.