Записки о старце Николае, составленные его духовным чадом, грешным иеромонахом Нестором. Игумен Нестор (Кумыш)
могли тогда это понимать? Ослепленные своими страстями, ищущие в жизни только удовлетворения своих желаний, что мы могли тогда видеть? Бог искал нашей духовной пользы и посылал нам то врачевство, которое соответствовало нашему тогдашнему устроению, а мы, духовно невоспитанные, духовно незрячие люди, ничего не понимая в решениях Божиих, настаивали на исполнении своей воли и отравляли себе и друг другу жизнь.
Но на острове произошло то, чего я никак не ожидал. Старец развернул меня, и понятия не имевшего, что значит смиряться, обратно, в семью, и при этом примирил меня с самим собой. Кто бы мог представить, что такое было тогда возможно. Произошло это потому, что благословение Залитского затворника имело огромную духовную силу. В глубине души, в ее скрытых тайниках я понимал, что он прав, что тому счастью, о котором я мечтал, не суждено сбыться в одночасье. Я понимал, что дорога к нему лежит долгая и трудная, что его прежде надо выстрадать. Но у меня не было внутренних сил покориться этой правде. Старец, не благословивший мне ухода, не открыл мне чего-то нового. Но он сделал то, что кроме него не смог бы сделать никто: он утвердил меня в том, что я смутно чувствовал и чему не хотел подчиниться.
И чудное дело. После его благословения в моем своеволии произошел какой-то надлом, как будто его кто-то растрескал, расщепил, и через эти образовавшиеся трещины стало проникать в душу новое, незнакомое, смиряющее начало. Я как будто нашел в себе силы, пусть на время, принять свой крест. Конечно, мое любимое самоволие мучило меня еще очень долгие годы, но в тот первый приезд к старцу Николаю ему было нанесено первое и весьма ощутимое поражение. Великая милость Божия была в том, что нашелся человек, остановивший меня – всю жизнь лелеявшего свое «я» – на краю пропасти и уберегший меня, и не только меня, от гибельного падения в нее. Низкий поклон тебе за это, дорогой батюшка!
Все это видно мне сейчас, а тогда… Тогда я всю ночь не мог заснуть и ворочался с боку на бок, думая о своей беседе со старцем. Так как наша встреча состоялась под вечер, то батюшка устроил меня на ночлег к своей прихожанке и велел наутро прийти снова. Помню, как теплый ветер чуть колебал тюлевую занавеску, а я лежал на деревенской перине, слушал шелест за окном и смотрел то в темную избу, то на огромный образ Спасителя. Сколько раз я потом замечал, что даже тишина на острове при жизни батюшки была какая-то особенная. Она несла в себе душевное умиротворение, как будто говорила, что все образуется, все покроется милостью Божией. Да, остров был тем необходимым врачевством души, без которого она вряд ли бы вынесла груз действительной жизни. Поистине, здесь сбывалась правда слов преподобного Серафима Саровского: «Стяжи мир, и вокруг тебя спасутся тысячи».
Утром отец Николай подтвердил свое благословение, и я уехал обратно от благодатного старца, возле которого все казалось легким и достижимым, в трудный и сложный мир, исковерканный и изломанный человеческими страстями. Я не замечал дороги домой. Откровенно говоря, я все-таки