Июль. Девять Жизней. Валентина Спирина
n>
Территория Творчества
Мне запрещали…
Оксана Чернышова
Мне запрещали Вас любить,
И говорили: «Он такой чужой»
Без Вас мне не хотелось жить,
Вы были моим сердцем и душой
Мне запрещали вспоминать,
И говорили: «далеко уехал»
А мне хотелось разыскать,
То расстоянье не помеха
Мне запрещали Вам писать,
И звали дурою наивной,
И письма рвали на моих глазах,
Чтоб стало больно и противно
Мне запрещали фото целовать,
И по губам шлепки я получала,
Я ночью залезала под кровать,
И на клочке бумаги образ рисовала
С тех пор прошло не мало лет,
Безмерно Вас люблю и обожаю,
В моей душе Вы негасимый свет,
С закрытыми глазами Вас узнАю!
Особый вкус
Наталья Шведова
Запах лета он такой знакомый,
У него всегда особый вкус,
Пахнет лето сладким ароматом,
Сочным, словно вызревший арбуз.
Лето пахнет брызгами речными,
Звездным небом ночью у костра,
Пеньем птиц, цветами полевыми,
Нежным дуновеньем ветерка.
Пахнет лето дымом от мангала,
Отпуском, и проливным дождём,
Но его всё время очень мало,
Пролетает быстро, с огоньком.
Осень, время года не плохое,
Только запах скучный у него,
Может от того, что увядает,
Всё что буйно летом так цвело.
Осень пахнет жёлтою листвою,
Ветром, и малиновым вином,
Пахнет осень горькими слезами,
И грустит рябина под окном.
И лучше не бывает!
Марат Валеев
Как я любил купаться в детстве! Нет, и сейчас, конечно, люблю. Но в те свои пацанские годы часами не уходил домой с Иртыша или с пойменного озера Долгое. Идти хоть туда, хоть туда было примерно одинаково, с полкилометра или чуть побольше. Причем, идя туда, надо было спускаться вниз, с крутого и высокого берега, на котором и по сей день стоит моя деревушка.
А вот обратно надо было, естественно, подниматься. Вот здесь-то возвращающихся с водоемов и поджидало коварство, особенно в наиболее жаркую погоду. Ведь шли домой уже измотанными от долго купания и голодными, то есть – еле волочили ноги. А еще надо было под палящим солнцем взбираться на высокий крутой берег. Сил – ну никаких, пот с тебя так и льет градом.
И часто случалось так, что, едва взобравшись на середину подъема и переглянувшись между собой, пацаны вразнобой отчаянно кричали «А, на фиг!», и скатывались снова вниз, к излюбленных купальным местам. И оставались там уже до вечера, пока не спадала жара. Конечно, дома потом доставалось. Но что такое родительская беззлобная ворчня или даже несильные подзатыльники по сравнению с тем блаженством и счастьем, которые приносит радостное бултыхание в теплой воде со своими сверстниками?
Чаще всего мы купались на Долгом, длинном и узком озере, поросшем по берегам камышом, на узких стреловидных листьях которого сидели или барражировали над зеркальной гладью воды, сверкая перламутровыми крылышками, разноцветные стрекозы, от совсем крохотных голубеньких до гигантских пучеглазых и коричневых.
Камышовые невысокие стены озера прерывались специальными выемками для захода купальщиков в воду, а также намытыми ручьями песчаными мысами, с которых так клево было, разбежавшись и тупнув пятками в упругий податливый песок, с визгом плюхнуться в теплую воду.
Здесь не было течения, вода намного теплее, чем на Иртыше, да и окрестности куда живописнее – и ребятня в перерывах между купаниями любила полазить по заросшим склонам старого берега в зарослях черемухи, боярышника, джигиды (мы ее называли просто красная ягода), ежевики и полакомиться уже спелыми или только созревающими ягодами.
А на самом Долгом и соседних озерах можно было «перекусить» стеблями чакана – озерного камыша-рогоза. И, конечно, не жесткими и плоскими стреловидными листьями, а нижней частью, находящейся в воде и крепящейся к толстому продольному корню. Камышину можно было вырвать из корня, лишь приложив определенные усилия. Обычно это делалось или с лодки, или с резиновой камеры. С чакана сдирались плотные трубчатые, тесно примыкающие друг к другу, листья, пока не обнажалась нежная и белая хрупкая сердцевина, имеющая приятный, ни на что не похожий вкус. Вот она-то и поедалась пацанвой. Но еще вкусней и питательней был белый мучнистый