Королевский выкуп. Последний рубеж. Шэрон Кей Пенман
отхлебнул из стоящего рядом кубка с вином в тщетной попытке смыть отвратительный вкус последнего предательства брата.
– Что еще сделано в отношении замков?
– Наконец-то у меня хорошие новости, монсеньор. – Губерт улыбнулся: – Все замки Джона, кроме двух, в наших руках. В феврале Вильгельм Маршал захватил Бристольский замок. Я захватил замок Мальборо, а во время сражения его кастелян, вероломный брат Маршала, получил смертельное ранение. Я рад сообщить, что мой собственный брат Теобальд, тоже вассал Джона, осознал свою ошибку и сдал мне Ланкастерский замок. А в Корнуолле Генрих де ла Поммере больше не удерживает Сент-Майклс-Маунт: он умер от страха, узнав, что ты вернул себе свободу.
Заметив отразившееся на лице Ричарда недоверие, архиепископ снова улыбнулся:
– Это правда, сир. Услышав новость, он начал задыхаться, схватился за грудь и рухнул, как подрубленное дерево.
Это вызвало смех, стихший, когда Губерт сообщил, что два оставшихся замка – это впечатляющие цитадели Тикхилла и Ноттингема. Тикхилл осаждал епископ Даремский, а графы Честерский, Хантингдонский и Дерби возглавили атаку на Ноттингем.
Ричард обрадовался, узнав, что граф Хантингдон принял участие в осаде, поскольку тот приходился братом шотландскому государю, и его присутствие в Ноттингеме служило лишним доказательством дружбы короля Вильгельма. Приняв корону, Ричард позволил Вильгельму за десять тысяч марок выкупить те замки, которые шотландец вынужден был сдать Генриху II после Великого восстания 1174 года, и признал независимость Шотландии. В свое время кое-кто осуждал Львиное Сердце за это, но он считал, что приобретенное доброе отношение стоит гораздо больше десяти тысяч марок. Вильгельм даже внес существенный взнос в выкуп за самого Ричарда. Мысленно сделав отметку пригласить шотландца посетить Англию с официальным визитом после подавления мятежа Джона, Ричард через стол посмотрел на мать и тех, кто никогда не терял веры в него, как бы ни были унылы его перспективы.
– Врагов у меня больше, чем хотелось бы, – произнес король, – но Господь благословил и друзьями. По-настоящему свободным от ярма Генриха Гогенштауфена я ощутил себя только теперь, снова оказавшись на английской земле.
Все заулыбались, кое-кто часто заморгал, а Алиенора потянулась, чтобы пожать сыну руку. От грозящей разразиться бури чувств их спас Андре.
– Надеюсь, лорд архиепископ, ты проследишь, чтобы слова моего кузена стали широко известны, – промолвил он сухо. – Королю не повредит лишний раз провозгласить свою любовь к родине, даже к такой, где погода и вино столь отвратительны.
Присутствующие громко рассмеялись, и Ричард вдруг поймал себя на мысли, что говорил всерьез. Главное место в сердце короля навсегда принадлежало Аквитании, и он разделял мнение Андре насчет английской погоды и вина, но не сознавал, насколько дорого ему это островное королевство, пока едва не потерял его.
Члены совета начали подниматься, чтобы разойтись по опочивальням