Брод через Великую реку. Книга 2. Юрий Глебович Панов
атамановой избы.
– Не ходи… Дале, я – сам! – пальцем пригрозив отчаянной женщине, чтобы не испортила всё, произнёс Михаил, и пошёл к двери.
Двери были открыты, охрана и разбойники пьяные валялись кто где: некоторые из них так и лежали лицом на столе, некоторые – уже под столом.
Мотька сидела за столом, обхватив растрёпанную голову руками, выла и выкрикивала всё, что наболело за всё это время.
– Ой, Флехонтушко, ластёна моя… Дура я, подлая, дура! И за чем усё енто изделала? Как мене без тобе плохо, ты ба знал… С Ерошкой связалася, воли захотелося… А зачем? Ить один хрен, изменил мене… Убила ево, а легше не стало! Бохомолкиной слухой стала… Сколь душ схубила, не помню… Твово сына, Флехонтушко, Мишку, чуть не убила! А куль Бохомолка покою не даёть: ишшо и ишшо кровушки требуеть! Усё мало яму, окаянному! Селивонушку мово даже проведать не даёть, куль проклятушший! Едина надёжа, Флехонтушко: можа Мишка твой хребет кулю Бохомолке сломат! Ить тока ево ён и боитси! Свет мой единственный, Флехотушко, забери меня к собе, любимай… Господи, помохи мне, нету боле сил быть под кулем Бохомолкой!
Неожиданно она подняла глаза и увидела Михаила. Лицо её даже заветилось.
– Хосподи, ты услышал мене? – она наклонила голову на одну сторону, потом – на другую, как бы вглядываясь и стараясь понять, живой человек или дух перед ней. – Енто ты, Мишка? Живой! Прости мене за отца свово! Тока ево одново я любила по-настояшшему… Ты пришёл! Кончи мене, а потом сверни шею Бохомолке…
– На, смотри! – и она показала своё левое плечо, на котором, как татуировка, расположились родинки в виде Богомола. – Слуха я евоная… И в тобе стреляла по евоному приказу…
Выстрел, прозвучавший прямо из-под руки Михаила, заставил его вздрогнуть. – Енто тобе за атамана Прокопа Фирсова, хадина!
Повернувшись, он увидел дымящийся пистолет в руках Аграфены: её трясло. Как безумная она твердила одно и тоже, злобно улыбаясь тому, что из головы Мотьки-атаманши на стол текла красная кровь.
Михаил прошёл вперёд и увидел за спиной Мотьки ларец с Богомолом. Сунув ларец под тулуп, он повернулся и пошёл прочь из вольницы…
Так бы и положил ларец на сено, когда дошёл до своей лошади, но услышал сзади голос Аграфены. – Стой! Этот ларец теперь мой!
– Нет, Аграфена, это не твоё! Не связывайся с ним… – произнёс Михаил, отвязывая вожжи и садясь в сани.
Выстрел в правое плечо прервал его речь. Лошадь от близкого выстрела рванула с места так, что сдёрнув, санями подсекла ноги. Так Михаил с ларцем и оказался в санях на спине, не видя, куда быстро неслась по снегу его лошадь. Второго и третьего выстрела он уже не слышал…
Аграфена, бросив ненужные пистолеты в снег, кинулась к избе атамана в поисках золота, когда-то обещанного им своей любимой. Там она метр за метром обыскивала и крушила всё, что могло содержать клад. В конце концов она нашла этот клад в столешнице: из клада посыпались камушки и долгожданные монеты… Как чумная, бормоча и выкрикивая что-то, падая и вставая, она дошла до своей избы. Там в подполе вырыла глубокую яму и, сбросив все