Вынести мертвеца из комнаты. Ретро-истории о врачах и здоровой жизни, рассказанные репортером отнюдь не в медицинских целях. Виктор Савельев
почему, но картина с монахом завораживала и притягивала – как притягивает меня в Третьяковке «Христос в пустыне», столь же одинокий и босой перед смыслом жизни и вечностью… Каждый раз, приходя интервьюировать в психбольницу, я просил еще раз посмотреть «галерею». Но в один из моих приходов кабинет встретил пустыми стенами…
– Родственники парня-художника забрали у нас все его работы, – развел руками врач. – Видимо, мы их уже никогда не увидим…
Картина Ивана Крамского «Христос в пустыне».
Государственная Третьяковская галерея.
Уже прокатилась перестройка, наплывали 90-е годы и рынок, скупщики ранее запретных картин и зарубежные эмиссары-искусствоведы рыскали по стране и покупали коллекции непризнанных художников, делая огромный бизнес. Я так и не узнал, какая дальнейшая судьба была у картин «нашего Сальвадора Дали». Но у меня к тому времени сложилось решение устроить публичную выставку картин и художественных работ пациентов психиатрической больницы. Ведь в отделениях лечебницы, куда я ходил, у многих врачей висела живопись, и порой не бездарная, людей, которые по-иному видят мир и себя в этом мире. Время было такое, что табу сыпались одно за другим, общество проснулось и ждало нового… И та «галерея» в кабинете психиатра послужила «фитилем» для необычного решения.
И я начал под эгидой газеты «Версия», где работал тогда, готовить благотворительную выставку картин, что годами пополняли «запасники» лечебного учреждения…
2. «Мир у нас один»
Одной из проблем было то, что не все работы из клиники можно было показать на выставке.
Вот я в кабинете врача психиатрической больницы, он рассказывает, что одна из пациенток – молодая девушка с проблемами – в состоянии психоза отрезала свои пышные волосы. Какое-то время она скрывала причину, но потом принесла врачу в подарок свой рисунок. Хворые душой – как дети: зачастую передают ощущения таким способом… На рисунке девушки – длинном листе ватмана – вдоль торговых рядов шел маленький голый человечек, даже не человечек, а его бледный белый силуэт без лица и каких-то черт. А рыночные ряды кишели недобрыми торговками в платках, кулацкого вида мужиками в картузах и фартуках. Человечек ежился на фоне их хмурости, жадности, недобрых усмешек, злых взглядов на его наготу…
– Наверное, это второе «я» моей пациентки, – пояснил врач, – воображаемое существо. Она сказала, что человечку зябко в этом мире, он замерз, он страдает, он просит его согреть… И она отрезала свои волосы, чтобы согреть ими голого человечка, одинокого среди людей…
Я смотрел на карандашный рисунок, на этот крик души, как зачарованный:
– Отдадите его на выставку?
– Что вы! – замахал руками врач, пряча ватман. – Она ведь нарисовала это, доверяя мне. Как я могу это выставить на публику?2
…В целом же
Автор тоже сохранил бы в тайне эту историю, если бы ей не поделилась с журналистами одна из заведующих больницы (см. газету «Волга-Урал», №42 (63), ноябрь 1992 года, статья «Неземное полушарие»).