По. Лавкрафт. Кинг. Четыре лекции о литературе ужасов. Оксана Разумовская
href="#n_30" type="note">[30].
Следует, однако, отметить, что автор «Философского исследования…» не привязывал концепцию возвышенного к сверхъестественному как таковому. В сущности, Берк видит потенциал возвышенного не в самом предмете, а в способе его описания. Когда он превозносит Милтона за то, «с какой мрачной торжественностью, с какой многозначительной и выразительной неопределенностью отдельных штрихов и колорита он завершил портрет царя ужасов», он восхищается не выбором темы и объекта, а виртуозной уклончивостью и многозначительностью ее трактовки: «В этом описании все мрачно, неопределенно, смутно, страшно и возвышенно до последней степени»[31]. У Берка источником возвышенных эмоций могут быть и объекты материальной природы, поражающие созерцателя своими невероятными масштабами, фактурой, пропорциями. Сюда же относятся явления, воплощающие идею силы, а также состояния нехватки чего-то насущного: «Все общие отрицательные состояния, характеризующиеся отсутствием позитивного начала, – пустота, темнота, одиночество и молчание – величественны, потому что все они вызывают страх»[32].
Эдмунд Берк был не единственным мыслителем XVIII века, который стремился разработать эстетическую идеологию, противостояпгую неоклассицистической, с ее диктатом пользы, здравого смысла и правдоподобия. Берковская, и шире – предромантическая философия искусства боролась против ограничения свободы чувствования, против рамок, в которые индивидуума вгоняли строгие просветительские каноны и догматы. Берк пытался описать такой механизм эстетического переживания, который позволил бы человеку посредством искусства преодолеть собственную социальную и духовную ограниченность, и испытать новый экзистенциальный опыт, приобщающий его к тайнам мироздания. Именно этот механизм возьмут за основу многие писатели Нового и Новейшего времени, избравшие для себя стезю литературной готики, мистики и фантастики всех родов.
Концепция возвышенного привлекала многих мыслителей XVIII века, не отождествлявших себя напрямую с просветительской идеологией или принадлежавших к умеренным неоклассицистам, таким, как Джозеф Аддисон (1672-1719)[33]. Новые эстетические категории, более адекватно описывавшие стремительно меняющийся и противоречивый мир, чем правдоподобие и поучительность – опорные понятия словаря классицистической эстетики – активно осмыслялись предшественниками и современниками Берка: Шефтсбери (1671-1713), Джоном Деннисом (1658–1734), Юмом (1711-1776), Блэром (1718-1800).
Неудивительно, что столь детально разработанная теория способствовала возникновению художественной практики, воплощающей новые идейно-эстетические принципы, тем более что социокультурная почва для такой практики давно была готова. Кому еще, как не англичанам, с их любовью к древности и руинам, ностальгии по мифологизированному прошлому, склонностью к меланхолии и пристрастием к таинственному и пугающему, суждено было представить миру новый жанр,
Нельзя не отметить культовый статус Милтона для предромантизма и готики. Милтона приводит в пример в своих статьях Э. По, Лавкрафт называет его косвенным виновником своих кошмаров, утверждая, что его «фирменные» чудовища «мверзи» (в других переводах – «крылатые твари») впервые посетили его во сне, навеянном иллюстрациями Доре к «Потерянному раю» Милтона. В повести «Шепчущий во тьме» Лавкрафта рассказчик находит бюст Милтона в доме своего друга, похищенного инопланетянами. В его рассказе причудливый пейзаж вызывает у героя ассоциации с «Потерянным раем». В романе Стивена Кинга «Воспламеняющая взглядом» у главного героя в машине лежит томик с поэмой Милтона.
Возможно, трактат Берка был настольной книгой не только готицистов-предромантиков, но и Говарда П. Лавкрафта, чьи произведения изобилуют описаниями вышеназванных состояний и аффектов. Огромные размеры, впечатление силы, ужасные звуки, бесконечность, темнота и одиночество – набор элементов и мотивов практически любого из рассказов Лавкрафта, начиная с «Дагона» или «Храма» и заканчивая лирическим циклом «Грибы с Юггота». Однако автор «мифов Ктулху» в своей эстетической палитре не ограничивался только возвышенным вариантом ужасного и совмещал, зачастую в невыгодных пропорциях, «terror» и «horror», явно не проводя между ними качественного различия. Возможно, именно эта художественная «всеядность» помешала ему занять должное место среди авторов зыбкой и трудноопределимой категории «классика большой литературы», зато гарантировала посмертный титул короля хоррор-беллетристики.
Хотя Аддисон (критик, издатель, публицист) был одним из наиболее видных представителей неоклассического направления в Англии и автором «образцовой» трагедии «Катон», в редактируемых им журналах «Болтун» и «Наблюдатель» периодически публиковались народные баллады и поэзия в предромантическом духе, а в одном из номеров излагалась восточная легенда об отшельнике Барсисе, подарившая писателю-готицисту М. Льюису идею сюжета его будущего романа. Размышления об эстетическом потенциале возвышенного посетили Аддисона во время путешествия, проходившего в окрестностях Альп. Свои впечатления от поездки писатель использовал как основу для цикла эссе о возвышенном, опубликованных под общим заглавием «Удовольствия воображения» в журнале «Наблюдатель», выпуски с 411 по 421.