Император Галерий: нацлидер и ставленник тетрарха. Книга вторая. Лавры не жухнут, если они чужие. Айдас Сабаляускас
а всего лишь насланный Гипносом или Морфеем сон. Начни хоть с Фавна, хоть с Аполлона, хоть с парнасских Муз. Откройся им! Будь проще – и Боги к тебе потянутся!»
– Зачем мне открываться Фавну или Музам, коли Юнона явилась мне второй раз, а ещё две Богини, которых я прогнал, открылись в первый? Минерва и Церера – сами, я их не звал! – в гордыне своей прокричал Галерий в небеса. Словно против чего-то или кого-то протестовал.
Вышины безмолвствовали, как иногда (а то и зачастую) это делает народ.
Четыре луны тем временем тоже разотмились, но устали и скукожились, свернувшись в одну. Следом и полный диск возвратился в образ серпа-полумесяца: словно вытянутая металлическая спираль резко сжалась и вернула свою сущность в исходное с вечера положение. Видимо, это Артемида не смела больше открыто конкурировать с Юноной, пикироваться с ней и ей противоречить. В общем, проиграла конкуренцию, обиделась и замкнулась в себе.
Краски ночи меркли и приготовились без боя уступить своё место краскам дня.
Богиня Нюкта сдвинулась с места и вознамерилась, покинув мир смертных, переместить свой энергетический сгусток в родной Тартар: она, добросовестно отстояв службу, как и другие, подустала, требовался отдых. Земная твердь имперской Малой Азии, Ближнего Востока, Запада, Африки и всей остальной Вселенной приготовилась встретить очередной единый и неделимый римский рассвет подобно тому, как в далёком грядущем его встретят всего лишь холмы Грузии. Природа, отслоняясь от плеч цезаря, постепенно начала прикрывать от него свои то ли детские, то ли древние секреты. Забрезжили признаки и призраки безжалостно надвинувшегося утра. Сказки, мифы, легенды и сны отступали.
«Со мною вот что происходит: ко мне мой старый друг не ходит, а ходят в мелкой суете разнообразные не те», – находясь в состоянии нирваны, подумал Галерий, сам не осознавая, что мыслит в этот момент не о Юноне-Гере и не об одном ином Божестве, кроме как о Фавне-Пане. О нём, козлорогом и козлокопытном.
Тут же явился энергетический сгусток незатейливого и добродушного Бога лесов, лугов, полей и пастбищ, нутром почуявшего, что о нём наконец-то вспомнили и хотя бы мысленно призвали к ответу.
– Я тут! Ты хотел видеть и слышать меня, смертный? Но ты не мой собственник! Не владелец, не пользователь и не распорядитель! Поэтому не жди вопросительных слов: мол, что, новый хозяин надо? Это ты – моё творение! Не Петра, а моих рук! И даже не рук, а моего святого духа! Я тебя слепил из того, что было, а потом, что было, то и полюбил! Я имею право на всего тебя без остатка. Ты должен меня слушаться. Надеюсь, ты соскучился по мне? Или по иллирийским пастбищам? Или по дакийским? Впрочем, я и пастбища, разве что не иллирийские и не дакийские, – это почти одно и то же, два сапога пара, ибо всё равно… ни Иллирия, ни Дакия не есть мой Лациум. Ну, говори же, что от меня хотел?!
Затем прискакал Бог Приап-Мутин: незваный гость хуже персиянина – этому тоже привиделось, что зван и у Галерия в почёте. Удивительное было Божество, не для приличных домов и общества