Полвека в мире экслибриса. Александр Чернов
пролети шаровая молния, никто бы даже не обратил на это внимание, все как зачарованные смотрели на этот старый, потемневший от времени, керамический светильник. Николай Алексеевич рассказывал, как пользовались этим приспособлением, а все тем временем представляли его в руках величайшего поэта.
Наконец, Сапогов, человек обстоятельный, любящий точность, решился спросить, а точно ли, что это светильник Пушкина. Невозмутимый Николай Алексеевич отвечает, что, может быть, светильником пользовался и не сам поэт, а его слуга, встречая поздних гостей любимого барина, но это пушкинский светильник. Говорил он это столь убедительно, что все присутствующие представляли седого старичка с бакенбардами настолько ярко, что, появись он, сей момент, среди них, никто бы даже и не удивился.
К тому же заседания организованного им клуба Сапогов проводил не только с чаем с бубликами, но ещё и при горящей свече, да и здание библиотеки – это бывшая Нарышкинская читальня, стены которой построены если и не во времена Пушкина, то, во всяком случае, в XIX веке.
Тогда пришла пора мне поинтересоваться, не имеет ли Пушкинский Дом имущественных претензий к Никифорову по поводу этого светильника. Последовал убедительный ответ, что, скорее всего, это собственность не поэта, а швейцара, который жил под лестницей. Коротко и образно была обрисована и эта лестница, и эта конурка, все члены нашего клуба представили их настолько реально, словно многократно бывали по вечерам в гостях у Пушкина.
Сапогов попросил подтверждений сказанному и сразу же получил их, причём, с моей помощью. Николай Алексеевич заявил, что присутствующий здесь Чернов знаком с харьковским художником Молочинским, жестом показывая на меня. Я, разумеется, не мог не подтвердить, ведь я с тем переписывался. А Николай Алексеевич, вернув внимание публики к себе, поведал, что тот работает на заводе осветительной аппаратуры, поэтому является величайшим экспертом светильников. Следовательно, его утверждение, что светильник этот эпохи Пушкина, бесспорно.
Все слышали мои слова, что Молочинский художник-оформитель, а не историк, все слышали слова Сапогова, что светильник этот, возможно, эпохи Пушкина, и вовсе не обязательно из дома поэта, но смотрели горящими глазами на находку Никифорова и старались, как бы невзначай, коснуться её хотя бы пальчиком. Этот перекрёстный допрос не мог ничего прояснить. Все настолько были счастливы от общения с Пушкинской вещью, что никакие утверждения не могли помешать этому. Все осознавали, что это не Пушкинская вещь, но не хотели в этом признаться и вместе с Никифоровым готовы были обмануться, ждали обмана и чуда.
Никифоров, конечно, мог бы выступить на том заседании с бесспорным сообщением об экслибрисе с Пушкиным, который сделал ему прекрасный иллюстратор «Евгения Онегина» Н.В. Кузьмин, но это была бы для него слишком простая задача, не требующая фантазии и озорства.
Совсем недавно я попытался обстоятельно разобраться, а что же за светильник