Кёсем-султан. Заговор. Ширин Мелек
ведал, что подобное возможно. Шахзаде показалось, что он уже умер и ангел Азраил стоит подле него с пылающим мечом – пылающим точно так же, как глаза зловещего призрака…
Наверное, Ибрагим потерял тогда сознание. А когда очнулся, призрака рядом уже не было, голова шахзаде покоилась на коленях пристроившегося рядом безумного султана Мустафы. Лицо султана наклонялось над лицом юноши, глаза лихорадочно блестели:
– Ты тоже их видишь, да? Скажи, ты видишь их?
– Их? – Кажется, Ибрагиму удалось вместить достаточно чувств в одно это тихое слово, потому что Мустафа энергично закивал:
– Да, их. Тех, что ходят здесь без спросу. Тех, кому принадлежит это место на самом деле.
– Я их вижу, – тихо застонав, признался шахзаде.
В голове разом мелькнула, казалось, сотня мыслей. Неужто и вправду дворец принадлежит призракам? Можно ли верить султану в этом вопросе? Неужели так сходят с ума или и впрямь султан единственный зрячий здесь, а остальные жалкие слепцы? И даже если так, то как вести себя дальше? Все же султан рядом, пускай он и дядюшка, которого жаль и одновременно стоит побаиваться. Ведь безумен там султан или нет, а стоит ему пальцем шевельнуть – и голова одного бесталанного шахзаде вполне может слететь с плеч…
Мустафа блеснул глазами и вдруг словно разом потух. Отстранил Ибрагима, встал, вгляделся в юношу, одновременно пристально и беспомощно:
– Ты… ты их видишь, а я вижу тебя. Кто же ты?
Ибрагим растерялся, а Мустафа продолжал настаивать:
– Кто ты? Назовись!
– Я… я шахзаде Ибрагим, сын султана Ахмеда и Кёсем-султан…
Бесполезно: султан словно бы и не слышал. Продолжал твердить: «Кто ты?» – и, возможно, готов был уже позвать охрану. Что же делать? А может, сбежать, пока султан не в себе, а потом отрицать все, будто ничего и не было?
Тогда-то и появился четвертый призрак. Женщина, невысокая, изможденная, словно давно заболевшая и так и сошедшая в могилу из-за снедавшей ее хвори. А ведь когда-то была красивой, это даже Ибрагим мог сказать, пускай и не интересовался никогда всерьез женской красотой. И одета богато, совсем как матушка.
– Это сын Махпейкер, – сказала она негромко, и Мустафа просиял, словно услышал что-то крайне приятное. Развернулся к Ибрагиму и требовательно спросил:
– Правда, что ли? Ты – сын Махпейкер?
И что тут поделаешь? Ибрагим растерянно захлопал ресницами, но женщина за плечом султана требовательно кивнула, и шахзаде покорно повторил:
– Да, я сын Махпейкер.
– Ну так это же другое дело! – возликовал султан. – Сын моей сестры – мой брат! Идем, я угощу тебя халвой и персиками!
Ибрагим послушно последовал за султаном. Женщина куда-то делась – растворилась в воздухе, не иначе! – а молодой шахзаде шел вслед за Мустафой и слушал, как тот рассказывает о призраках. Рассказывал султан сбивчиво, часто забывая, о чем начинал рассказ, и перескакивая с пятого на десятое, но Ибрагиму все равно было интересно. А еще нравилось, как придворные