Кража по высшему разряду. Нина Стожкова
чемоданчик в другую руку. Неожиданно его карие глаза стали беззащитными и какими-то грустными, как у шоколадного кокер-спаниеля:
– А моя бывшая жена любила подобные приключения. – Он так неожиданно и откровенно заговорил о себе, что Инна, уже собравшаяся идти, притормозила. – Супруга постоянно, я бы даже сказал, вдохновенно лгала мне. Говорила, что едет на дачу, к подруге или в дом отдыха. А сама при первой же возможности мчалась в Питер, к любовнику. Видимо, расстояния ее здорово заводили. Впрочем, опасность разоблачения – тоже. Представляю, как они смеялись надо мной, как радовались моей наивности. Я-то всему верил, как дурак. Потому что очень любил ее. И верил каждому слову. Позже, в эпоху мобильников, врать мужьям стало совсем просто. Но однажды… Вот так же, как с вами, мы столкнулись с ней в переулке возле Невского. Я все понял, а она не стала отпираться. Наверное, наши отношения давно исчерпали себя. Теперь живет в Москве одна. Я тоже вряд ли когда-нибудь женюсь. Довольно! Нахлебался!
Он снял с руки перчатку, рассеянно повертел ее и, словно спохватившись, вновь надел. Инна впервые взглянула на нового знакомого с сочувствием. Похоже, этот сильный с виду мужчина пьет очень по-русски – не от веселья и безделья, а от непроглядной глухой тоски.
– Хотите, провожу вас, если не боитесь своего ревнивого любовника? – неожиданно предложил он. – У меня все равно нет никаких планов.
– Ладно, бог с вами, провожайте, но только до подъезда, – попросила она, поняв, что сейчас возражать насчет любовника бесполезно. У каждого сумасшедшего (а ревность – безусловно, безумие) своя программа. Что ж, любовник так любовник. Лишь бы этот скользкий тип поскорее отвязался.
Инна потрогала на шее крестик, подняла глаза и увидела, что они остановились возле дома, который ей был нужен.
ДОМ С ПРИВИДЕНИЯМИ
Старинный дом горделиво блистал свежевыкрашенным бирюзовым фасадом, выделяясь среди обшарпанных соседей неприлично гламурным обликом.
«Он выглядит, наверное, не хуже, чем во времена Пушкина, хотя теперь на его стены ежесекундно ложатся гарь и копоть от автомобильных выхлопов, – подумала Инна. – Похоже, его ежегодно подновляют, словно школьное здание перед очередным учебным годом».
Аккуратный особнячок так же отличался от панельной многоэтажки, в которой жила в Москве Инна, как дорогой торт от пачки «народного» печенья. Инна навела кое-какие справки об этом таинственном доме еще накануне командировки. В конце двадцатого века там стала селиться новая буржуазная и политическая элита, и тоненький денежный ручеек, который выделялся на реконструкцию города, потек в нужном направлении. Зато в двух шагах от Невского привычная питерская разруха по-прежнему беззастенчиво оскорбляла взор. Вот почему Изольда упрямо продолжала называть родной город Ленинградом.
– Санкт-Петербург – имперская столица, а столица не может быть такой обшарпанной, – всегда поправляла она Инну, когда та пыталась из вредности щегольнуть новым названием города.