Тайны Иудейской пустыни 3. Александр Евгениевич Владыкин
мне нужно в то время. Ибо я был зажат со всех сторон. Блин! Никакая йога не могла заглушить чувство голода. Следующим этапом моего существования была смерть. А, контора обещала пропитание, и не плохую заработную плату. Меня устроило их предложение. Дальше не буду рассказывать про свою жизнь. Я священник, мне это не нужно.
– На чём я остановился? Ах, да, про поющие скалы! Я, как и вы, тогда, считал это шарлатанством, надувательством, с одной целью – вытянуть деньги из вашего кармана. Я никогда не отвечал на призывы адептов этого нового чуда. Израильские города переполнены подобными шарлатанами. Я был научен горьким опытом: со мной обошлись бесчеловечно: не заслужено, меня выгнали со школы, как собаку, а ты говоришь – гуру! Жизнь научила меня беречь каждый шекель. Я старался не попасться на уловки шарлатанов. Но однажды, меня занесло в пустыню. Далеко от дорог и городов, я помню развалины какого-то монастыря и колодец. Высохший колодец, в нём не было воды несколько столетий. Поднялся ветер. Я знал, что такое буря в пустыне. Как мог, я укрылся своей одеждой, я закутался в ватный халат, который был моим неизменным путником. Я обвязал голову шарфом, связанным из грубой шерсти местных коз руками женщин бедуинов. Камни разрушенной кладки колодца были единственной моей защитой от ветра. Я мечтал спрятаться, как можно глубже, от этого колючего песка, проникающего во все щели моей одежды. Я готов был уже спрятаться в колодце, если бы не страх перед змеями, тарантулами и прочей не знакомой мне нечистью! Я бы и умер возле колодца, засыпанный толстым слоем песка. Вдруг я увидел появление каньона, он был, как провал, в окружении песчаных скал. Я услышал музыку, пели камни, пел сам песок. Ветер стих, но звук усилился. Я растворился в природе, пустыня мне показалась самым лучшим местом на Земле. Я танцевал в окружении женщин, под звуки дудочки, на которой играл Орфей. Это было божественно! Эйфория! Я снял свои одежды, освободил своё тело от пут. Я присоединился к танцовщицам. Мы ласкали друг друга! Мы парили над пустыней, вместе с облаками!
– Ты знаешь, что самое сладкое на свете?
– Сахар, мёд, патока!
– Нет. Самое сладкое на свете – это грех! Я понял это тогда, в пустыне у поющих скал. Грех – он, как наркотик, в тысячу раз сильнее, он притягивает к себе. У человека появляется маниакальная зависимость к возвращению в эту зону греха. Я очнулся вечером, уже в потёмках. Всё пропало: каньон, скалы вместе с музыкой и танцовщицами. Я был, абсолютно, голый, и почувствовал, какое-то внутреннее опустошение, меня, как кто вывернул наизнанку. Я стоял около колодца и слушал перекличку цикад. Я не знаю, что это было, Йоко. Я не помню, как добрался в город. Но, во снах, я часто возвращаюсь на это место, где я был счастлив.
– Больше ничего не помнишь, Йог?
– Отец Дионис, – поправил священник.
– Помню! В том и беда, что помню! Прошло много лет, но молитвы в монастыре не помогают мне забыться. Я помню голос из колодца, он уже несколько лет зовёт меня:
– Сюда. Иди ко мне, не бойся. Я жду тебя! Иди, здесь хорошо! Мы ждём тебя!
Отец Дионис закончил свой рассказ, и быстро, быстро поднялся по лестнице,