Чупакабра. Самосуд. Сергей Алексеевич Глазков
передать? – Вертит в руках письмо Брюханов.
– Об этом они, видимо, сообщат позже, – отвечает управляющий.
– Что ж, подождем… – говорит Ткач.
15
Волина входит в здание и, минуя работающих строителей, поднимается по широкой мраморной лестнице на второй этаж дома Шереметьевых.
Проходит по анфиладе, состоящей из нескольких комнат, и останавливается рядом с двумя полицейскими, стоящими на страже у входа в комнату, где были найдены драгоценности и труп неизвестного. Показывает охранникам удостоверение. Они кивают и отступают в сторону, пропуская её.
В тайной комнате без окон установлены по углам четыре небольших прожектора, которые освещают все помещение. От их света, разложенные по полу золотые и серебряные предметы, отливают загадочным блеском. Два музейных работника и Кашин раскладывают антиквариат по кучкам. Кашин, заметив Волину, подходит к ней.
– Добрый день, Виктор Петрович, – здоровается она.
– Здравствуйте, Александра Леонидовна, – отвечает тот.
– Где мой клиент? – Спрашивает Волина.
– Сидит в нише, – эксперт отходит в сторону, уступая ей дорогу, – Мы его не трогали.
Кашин подводит Волину к нише, где располагается высохший труп (мумия) неизвестного, сидящего в кресле среди драгоценностей. Одежда на нем хорошо сохранилась. Руки и ноги опутаны верёвками. Волина подходит к нему ближе.
– Хорошо сохранился.
– Оно и понятно, Александра Леонидовна, – говорит он, – Доступ воздуха в эту комнату был ограничен.
Волина проводит внешний осмотр.
– Причину смерти определять буду, когда проведу вскрытие.
– Причина и так видна, – пожимает плечами Кашин, – Истощение. Его кто-то связал и бросит здесь умирать от голода.
16
Иванов проходит во двор, оглядывается. Чувствуется, что он здесь не впервые. Он проходит на детскую площадку, усаживается на старые качели и принимается кататься. За этим занятием его замечает Мефодьева.
– Ты чего качели ломаешь? Место другого нет, чтобы байдыки быть?
Иванов вскакивает с качели и направляется к Мефодьевой. Та испуганно следит за его продвижением.
– Не подходи, слышишь! Я кричать буду!
– Не переживайте, баб Надь, – успокаивает он, – Это я – Федя.
Мефодьева внимательно рассматривает Иванова. Узнает.
– Не уж-то, внук Гальки Ивановой?
– Он, баб Надь, – кивает он.
– Вырос-то как?
– Есть немного.
– Сколько ж я тебя не видела? – Качает головой Мефодьева.
– Лет пятнадцать, – вздыхает Иванов, – А вы не изменились.
– Всё такая старая?
– Всё такая красивая.
Она по-идиотски хихикает:
– Умеешь ты леща подпустить. Прям, как твой отец.
Мефодьева прикусывает губу, понимая, что взболтнула лишнее. Иванов ухватывается за это.
– Вы знали моего отца?
– Обещала твоей бабке Гальке ничего тебе про него