Жизнь внутри. Сборник рассказов. Александр Ермилов
слово в слово повторяющего текст за своим двойником этажом выше. Но вот он сменился картиной тесных рядов новичков, пополнивших отряды выявления тунеядцев. Чеканят шаг в ареоле родственников и гордых сограждан, теснящих тротуары и проезжающий мимо транспорт. Мигнув, экран сменился новым репортажем – новостями с очередной облавы, устроенной на притоны тунеядцев: из подъездов и квартир выводят помрачневших исхудалых людей, послушно молчаливых и будто познавших свое нарушение, свое преступление против всех и каждого.
Кристина, воспользовавшись молчанием, решила продолжить свои жалобы, но он резко ее прервал. Вонзив в него взгляд, недоумевающий и обиженный, она потребовала объяснений. Ему интереснее тунеядцы?! Она резко села на кровати, скрестив руки. Он и забыл ее приступы детских капризов, ранее умилявшие его и приводящие в восторг, но теперь изводящие и раздражающие.
Приподнявшись, он откинулся спиной к стене.
– Меня уволили сегодня, ― сказал он, закурив и вновь всматриваясь в блеклые созвездия далеко, за окном, в полумраке.
Молчание девушки ярким контрастом с еще недавно непрекращающимся излиянием проблем и мыслей повисло в завихрениях дыма. Дыхание ее замерло и она, широко раскрыв глаза, смотрела на него, стараясь угадать, шутит ли он, в своей привычной манере выдерживая каменное лицо до последнего, пока она не начинала топать и бегать по квартире требуя, выпрашивая, негодуя и откровенно приходя в ужас, но потом из него, наконец, со звуком лопнувшего шарика выходил смех и весь задержанный воздух, чтобы не проколоться раньше задуманного и довести ее до нужной температуры гнева. Но сейчас он прямо сказал, что не разыгрывает ее. Лицо его было не каменным, но хмурым и полным ярости.
И вот осознание случившегося заполнило ей голову и глаза, проникнув в мысли. Тишина поздней ночи треснула от крика Кристины. Она рассекала комнату вдоль и поперек, расталкивая сваленные книги и журналы, позабыв, что нагая, всплескивая руками столь привычно для нее и одновременно обычно, подобно плаксивой героине из множества прочитанных ею любовных романов. Одевшись, она начала демонстративно собирать вещи, громко шагая, словно желая, чтобы соседи снизу стали свидетелями их ссоры, их и его позора тунеядства, но только позже осознала, что ее вещей в этой квартире нет, а одежда, брошенная в наспех найденный пакет – Клима. Потом она сидела на полу, едва сдерживая слезы, бормоча что-то о наказании, о вечном презрении, постигшем его, а он обнял ее, пытаясь утешить безмолвно и слабо. Внезапно она подскочила, невольно, а может быть, намеренно ударив плечом в подбородок своего избранника, и твердым голосом заявила, что не останется с ним ни на секунду, пока он все не исправит. А потом второй раз за сутки он услышал громкий стук захлопнувшейся двери.
* * *
Следующий день ― солнечный, но холодный, острым ветром подгоняет укутанных в шарфы