Кимберлитовые трубки «Космос». Виктор Музис
вание, в геологи, всех техников экспедиции перевели в геологи. Уже геологом поработал и в Верхоянье на флишоидных толщах (съемка на олово).
Начало работы геологом было тяжелым… Многие ребята давно уже работали на съемке и были знакомы с методикой проведением этих работ. Я же у Шульгиной колотил фауну при составлении ею разрезов и занимался оформлением многочисленных образцов, отбираемых ею для различных анализов.
А нужен был навык геолога-съемщика, которого у меня не было, я только знакомился с ним, работая у Боброва. У него я работал техником, развозя горняков к местам работ, задавая и описывая горные выработки и промывая отобранный материал лотком.
Помню, решил как-то не просто воткнуть в готовый шурф сухую лесину корневищем кверху, положено было отмечать местоположение горных выработок на местности, а сделать как положено – срубить свежую лесину, вырубить Г-образную площадку у комля и подписать. Шарахнул по лесине топором, да неудачно. Бывает и «на старуху проруха!». Топор отскочил рикошетом и тюкнул меня чуть-чуть по ноге у щиколотки, сверху. Я по началу и внимания не обратил. Потом чувствую, неудобно что-то ноге… Снял резиновый сапог, размотал покрасневшую портянку, а там… Обратно сапог одеть я уже не смог. Описывал шурфы прямо из вездехода, порода была суглинки четвертичные (так называемые "Едомные"), а горняки сами мерили размеренным шестом глубину и набирали песок на промывку.
Бобров вечером, выходя из маршрута, подошел к нам и крикнул мне издали:
– Виктор, иди сюда!
– Сам иди! – улыбаясь, крикнул я в ответ.
Немая сцена!.. «Вожатый удивился, вагон остановился!» Бобров подошел, я показал перевязанную ногу.
– Ну и как же ты теперь? – спросил он.
– Да горняки сами все сделают… – и продемонстрировал.
А в лагере Дима Израилович дал мне свой 47-й и я боле-мене ковылял. Нога только не держалась в ступне, а «шлепалась» сразу, не держась на пятке. В Москве Дима свел меня со знакомым хирургом, тот пощупал, приложил мой палец к ранке и сказал:
– Чувствуешь, сухожилие повреждено. Операция пустяковая, захочешь – сделаем.
Но я не решился. А где– то через год нога уже работала нормально.
А как-то, уже в сентябре, уже лег снег и ручьи покрылись тонкой коркой льда, мне поручили промыть несколько десятков пробных мешков мерзлого суглинка из шурфов. Как?
«Проявляй солдатскую смекалку! – сказал мне как-то отец. – Начальник не всегда должен думать за тебя.
Мы загрузили вездеход, подвезли мешки к ручью, выгрузили их и он уехал за следующей «порцией». В напарники дали рабочего. Долго думать не пришлось: поставили две треноги, на них перекладину, развели под ней костер и подвесили на крючок ведро с водой. В ручье проломили лед, раскидали обломки-льдинки, я надел матерчатые перчатки, на них резиновые грубые, чтобы не колоть пальцы об щебень, растирая суглинок, и, опуская мешок в ведро с кипятком, вываливали размякшую породу в лоток. А там уж дело привычное – растираешь суглинок, промываешь породу, освобождая ее от глиняных частиц и песка и сливаешь шлихи в шламовые матерчатые мешочки. Мешочки тут же сушишь у костра на камнях и пересыпаешь в маленькие крафт-пакетики. Всего-то и делов… Как говориться: – «Наливай, да пей!».
А первый свой маршрут и первые геологические точки я помню по сей день.
– Володя, – помню, крикнул я Боброву (начальнику партии), встретившись с ним в первом самостоятельном маршруте. – Я ничего не понимаю!
Настолько все было задерновано и только вершины плоских сопок, стоило подняться выше 300-метровой горизонтали, были свободны от леса. А на склонах одна щебенка (дресва) в кочках мерзлотного вспучивания. Но, со временем, привык и даже в чем-то маленько стал разбираться.
Кочка мерзлотного пучения
Но, после двух лет (я попал на завершающие 2-года) работы (а всего на съемку листа отводилось 4-ре года), костяк партии был оставлен на издание, а остальных распределили по другим партиям и по разным регионам.
Меня определили в партию к Башлавину Дмитрию Константиновичу, работающему в Верхоянье с базой в Батагае.
Очень не хотелось расставаться с Колымой, с привычными базовыми поселками – Зырянкой и Лабуей (что ниже Средне-Колымска). Ведь я довольно долго работал там техником у Шульгиной Валентины Ивановны и даже осмелился называть ее Валей в последние годы работы с ней. А какая там была охота! А какая рыбалка! Как я полюбил эти места!
Сибирский хариус
Стоя как-то в кассу за зарплатой в последние дни работы у Боброва и перекидываясь шуточками со знакомыми и приятелями, на вопрос одного знакомого (приятеля моего отца):
– Ну, и куда тебя?.
– Да к какому-то Башлавину! – машинально ответил я.
Знакомый что-то хмыкнул в ответ. Но каково же было мое изумление, когда я в первый раз приехал в назначенную