Товарищ Чикатило. Михаил Кривич
ему требуется и что-то объективное. Нет улик – значит, плохо искали. Если хорошенько поискать, то найдутся.
И нашлись. На штанах Кравченко обнаружили колючки репейника, который растет на берегу Грушевки. Блестящая улика, достойная того, чтобы войти в анналы криминалистики. Единожды без злого умысла побывав на берегу этой малой и неполноводной речки, мы тоже проходили рядом с репейным кустиком и могли за милую душу нацепить себе на штаны точно такую же улику. Нам-то что, разок почиститься, а Александру она стоила жизни.
Не будем ломиться в открытую дверь. Не станем разжевывать, что человек, живущий в десятке шагов от колючих зарослей, может унести на своей одежде колючки, и не убивая никого. Более того, Амурхан Хадрисович Яндиев, следователь Ростовской областной прокуратуры по особо важным делам (важняк, как говорят профессионалы), ни на минуту не сомневается в том, что и эта тухлая улика сфабрикована следствием. В самом деле, долго ли послать сержанта на берег Грушевки, чтобы нарвал репьев и налепил на изъятые при обыске штаны подследственного?
Но было и кое-что посерьезнее. Следствие представило суду заключение экспертизы: на свитере Кравченко обнаружены следы крови той же группы, что у убитой, а также микроскопические частицы ее одежды.
Откуда они взялись? Были ли вообще? Имеют ли такие улики достаточную доказательную силу? Подтверждены или опровергнуты выводы экспертизы? Сейчас, когда Александр Кравченко по этому делу полностью оправдан, такие вопросы носят академический характер: если объявить сто предупреждений о неполном соответствии и тысячу самых строгих выговоров, если даже осудить кого-то и, что почти невероятно, приговорить не к штрафу и не к условному заключению, жизни-то не вернешь. Хорош он был или плох, но крови Лены Закотновой – и частиц ее одежды – на нем нет.
На суде «явившийся с повинной» Кравченко путался, как не выучивший урока школьник. Он ошибался, называя возраст убитой, не помнил, как она была одета, не мог сказать, куда подевался нож. Даже свои показания о месте преступления менял несколько раз.
Приговор был – исключительная мера. Вышка. Расстрел.
Как же так? Мы, наивные, законопослушные, даже свидетелями в суд не вызывавшиеся граждане, не могли уместить это в сознании. Мы цеплялись к Амурхану Хадрисовичу, чтобы он нам объяснил: хорошо, тебя отметелили в камере, но кто мешает рассказать об этом следователю, дабы восстановить справедливость? Не будешь услышан – тогда на суде, в присутствии адвоката и с его помощью, не поздно еще отказаться от признания, которое у тебя вырвали силой. Суд-то открытый, гласный…
Важняк Яндиев, слушая эти слова, печально улыбался. Так взрослые улыбаются детям, когда те излагают им свои версии о тайне деторождения.
Когда совершено преступление и заведено уголовное дело, почти автоматом запускается механизм поиска и изобличения преступника. В двух руслах протекает работа: следственном и поисково-оперативном. Следователи прокуратуры и милицейские