Товарищ Чикатило. Михаил Кривич
часто приезжал туда – то устраивался на работу, то подавал жалобы в партийные органы), он, не мудрствуя лукаво, просто зашел в аптеку на улице Энгельса, прямо под окнами гостиницы «Интурист», и без обиняков, хотя и понизив голос, спросил пожилую аптекаршу, что помогает в подобных деликатных обстоятельствах. Провизоры старого закала, повидавшие на своем веку самых разных больных с самыми разными болячками, на такие вопросы отвечают не хуже врача. Иногда даже лучше. Пожилая дама достала с полки серую ртутную мазь и рассказала вкратце, как ей пользоваться. Покупателя она не разглядывала. Люди, которые спрашивают шепотом, не любят, когда в них вперяют взгляд. Каждый считает, что его случай особенный. А случаев этих – если б вы только знали сколько.
Он заплатил положенные копейки, сунул ртутную мазь в портфель, сказал «спасибо» и ушел.
До диспансера убийца так и не добрался.
Потом, через восемь лет, уже на суде, он будет открещиваться всеми силами от болезни, которую считает постыдной. Иногда будет казаться, что ничто другое его не волнует. День за днем он будет невнятно бубнить, что зря, дескать, все время упоминают эту лобковую вошь. Не было у него никаких насекомых. Не лечился он никакой мазью. Мало ли что у девчонки нашли, у него вшей отродясь не было.
Он застесняется.
Он действительно чувствует себя неловко. Насиловать и медленно убивать, надругаться над трупами, пожирать человеческую плоть – преступно, но не стыдно. Подцепить лобковую вошь…
До диспансера, значит, он так и не дошел. Мы сделали это вместо него – по иному, Бог миловал, поводу.
Еще одна зацепка для следователей, еще одна волна проверки в восемьдесят четвертом – гомосексуалисты. «Версию дураков» не отменяли, но одновременно просматривали соседние подозрительные зоны. Коль скоро сексуальный маньяк – или маньяки – преследовал и настигал мальчиков, разумно было поискать среди голубых.
Искали своеобразно. Так, будто все сторонники однополой любви непременно преступники. Впрочем, если строго следовать букве российского Уголовного кодекса того времени, так оно и есть: закон карает за мужеложство. Конечно, за факт, а не за склонность или намерение.
В данном случае уголовный розыск не интересовали ни пристрастия, ни даже протокольная фиксация любовных утех. Все это можно было оставить на другой раз. Их интересовали сами голубые. Все. Уж если проверять, так чтобы никого не минуло.
Эту историю мы знаем со слов Ирины Николаевны Стадниченко, женщины не совсем обычной профессии, о существовании которой – естественно, профессии – знают, бьемся об заклад, весьма и весьма немногие. Она юрист венерологического диспансера. Того самого, куда так и не дошел излеченный аптекаршей филолог.
Заседания суда Ирина Николаевна из профессионального интереса посещала регулярно. Как-то мы разговорились в перерыве, получили приглашение зайти на работу, лучше вечером, во время дежурства, чтобы поменьше отвлекали, – и заявились в диспансер в тот же день,