Я у себя одна, или Веретено Василисы. Екатерина Львовна Михайлова
систему, сегодня выражается в массовой любви к кроссвордам – как и к сериалам, к спортивным трансляциям и раскраскам для взрослых, добавлю я от себя. В понятную и стройную систему все равно ничего не укладывается, но, как говаривала покойная бабушка: «Так еще не было, чтоб никак не было – как-нибудь, да будет».
…Обе мои бабки были 1905 года рождения, то есть пережили они в этой жизни много такого, что нам и представить-то невозможно. Но дожили до глубокой старости и успели прокомментировать тревожные настроения и фантомы девяностых. Покуривая «Пегас», одна из них морщила нос у телевизора: «Ну что мне этот молодой человек рассказывает: голод, разруха, гражданская война… Как будто он их видел! Он бы лучше у меня спросил! Да, кстати, я тебе рассказывала, как готовить мороженую картошку? Есть один секрет…»
Другая, воевавшая на Калининском фронте и долгое время числившаяся без вести пропавшей, навсегда искалеченная неизвестно с какой стороны прилетевшим снарядом, с удовольствием пробовала какие-то ерундовые печенюшки из немецкой гуманитарной помощи, а на мой вопрос о ее чувствах по поводу гримас мировой истории отвечала философски: «Деточка, это было так давно, ну что теперь считаться, немцы или кто! А печеньки вкусные, вот мы с тобой и почаевничаем, как барыни. Никогда не знаешь, как дальше жизнь сложится».
Иногда я представляю себе их комментарии по поводу нынешних наших обстоятельств – и мне легче. Они ведь видели много горя и зла, а смотрели на людей с жалостью, любопытством и, как ни странно, с улыбкой… Что дает такую силу, для меня по-прежнему загадка.
А страна все воюет – с применением высоких технологий или по-простому, мордобоем да матюками, – бесконечно выясняя, кто кого, – то есть в новых экономических условиях мужественно распевает все те же «старые песни о главном»: власть, статус, принуждение. И то, что вместо «броня крепка и танки наши быстры» звучит блатной шансон или рэп, отражает лишь изменившийся характер боевых действий.
И в регулярной армии, и в криминальной разборке место женщины определено, и перспективы у этого «места», прямо скажем, незавидные: «у войны неженское лицо». Но чего еще можно ожидать от общества, десятилетиями работавшего на войну и покорение – ах, какой глагол! – то целины, то космоса? Удивительно ли, что все женское «по умолчанию» понимается как второсортное, неважное, не стоящее серьезного внимания? Расскажу всего один из коллекции профессиональных сюжетов новейших времен – тоже уже ставших историей. Пока недавней.
…Знакомьтесь: Геннадий, один из пяти мужчин, участников большой учебной группы в большом городе N. Гена из бывших военных, потом получил педагогическое образование и работает «заместителем директора по воспитательной части» – или как это сейчас называется – в элитарной школе. Неистощим на выдумки: какие-то клубы, соревнования, перформансы и их проекты из него просто сыплются. Успешен: уважают подростки, ласкает начальство, любят женщины, полгорода просит о частной