Я у себя одна, или Веретено Василисы. Екатерина Львовна Михайлова
что в семье Норы все взрослые – и это другие отношения. В каком-то смысле другая семья, которая нужна им гораздо меньше; другие права и обязанности; ничего похожего в жизни еще не было. Немножко страшно, хотя и естественно. Ситуация с определением взаимных ролей и так уже затянулась, дети совсем большие – 20 и 22. Пора менять «контракт», старые рамки уже никого не устраивают, но… Но Нора может и остаться матерью и продолжать подбирать, подтирать, подскребать, вмешиваться, советовать, руководить. Тогда неизбежно ощущение, что ее используют – и соответствующая реакция.
Вот какое важное, совершенно не пустяковое, где-то даже грозное по своей важности решение. Кто мы сейчас друг другу? Мы по-прежнему мамочка и деточки или мы уже кто-то еще? А если мы другие, то как это делается, каковы правила этих отношений? Что мы должны изменить в том, как общаемся? Какие сообщения мы друг другу оставляем, если это так? Мы же понимаем, что разбросанные вещи – это что-то вроде письма маме. И когда мама, скрежеща зубами, усталая, гневная, собирает разбросанные вещи, это тоже сообщение: «В ответ на Ваш запрос…». И пошло, и поехало… В атмосфере привычной семейной разборки как-то недосуг задуматься о том, что за «письмо» лежало под кучей обуви в прихожей, о чем на самом деле грохотали тарелки в мойке. Может быть, думать об этом настолько тяжело, что безопаснее просто сердиться и обижаться.
Мы закончили работу Норы разговором, «письмами» детям. В группе было довольно много взрослых женщин, и не обязательно имеющих детей. Тем не менее письмо получилось совместным – хотя окончательная редакция была, конечно, авторской, Нориной. Это ее жизнь, хотя группа была очень важна в этом исследовании. И вовсе не по признаку совпадения житейского опыта: у меня, мол, тоже дочь чашки за собой не моет. И не в чашках дело, и даже не в возрасте или семейном положении. Надо заметить, что групповая работа отменяет – конечно, на время – все общепринятые «важности»: считается, что наличие или отсутствие детей – это признак признаков, самое-самое, тот специфический опыт, который делает одних женщин похожими друг на друга, а других… тоже похожими друг на друга. Так вот, может быть и иначе. Более того, когда это иначе – насколько легче дышится и тем, и другим! «Детным» и бездетным, замужним и разведенным, «карьерным» и не очень… Если вернуться к теме Нориной работы, то мы ведь помним и себя подростками, мы помним, как наши матушки в пятнадцати или семнадцатилетнем нашем возрасте писали пальцем «вытри пыль» на запыленной поверхности или демонстративно клали наш не очень свежий лифчик на письменный стол. И тоже хотели нам что-то сказать. И тоже не сказали. Как мы на них злились, как скрежетали зубами, как остро чувствовали, что здесь что-то не то! И как прочно усвоили сам способ непрямого, неоткровенного, через «пустяки» оформленного диалога о самых важных в жизни вещах… Разный опыт участниц, – когда сняты поверхностные, внешние различия и общепринятые деления на «женские касты», – один из самых сильных ресурсов группы, ее золотой