По ту сторону изгороди. Макс Старк
кислый привкус. В раковине лежали три тарелки, из них недавно ели мясо, приготовленное в кастрюле, замоченной и стоявшей на плите. В воздухе сохранились нотки ароматной приправы к жаркому из свинины. В животе кольнуло сильней, а рот наполнялся слюной, так, что приходилось часто глотать. Циферблат на микроволновой печи показывал восемь часов, а значит ужин был ровно два часа назад. Антон на него не успел, а его порцию решили не оставлять, разделили и съели. Как говорил Сашка: «в приемной семье клювом не щелкай, а хватай еду вперед всех».
Он достал хлеб и масло, отрезал пожелтевший край, бросил в раковину и смыл горячей водой. Сделал бутерброд, а пока размешивал в чае сахар на кухню пришла Настя.
– Что делаешь, размазня? – она наливала из графина воду, отстоянную на солнце. Вот уже год как пьет заряженную солнцем воду, но все никак не похудеет. Ко всему прочему становилась злее и раздражительней. – Хотя можешь не отвечать, мне все равно, главное не путайся под ногами.
Она толкнула Антона в спину, тот повалился на стол и на бутерброд.
– Ма! – завопила Настя, – а Антона испачкал футболку в масле!
Она хитро улыбнулась, подмигнул и, ударив хвостом по стене, пошла прочь, освобождая место тете Тани, поднимающейся с дивана.
Антон на мгновение растерялся, запаниковал, но быстро сообразил, как избежать наказания. Подскочил к раковине, включил воду, сунул под струю часть футболки с масляным пятном, но заметил забытую дыру, проделанную осколками стекла телефонной будки, опустил руки, горько вздохнул и повернулся лицом к неминуемой расплате.
– Ну что еще ты натворил? – она нависла над ним словно айсберг над рыбацкой шлюпкой.
– Я нечаянно, – сказал он, прижался к раковине и прикрыл рукой дыру на футболке.
Говорить правду Антон не стал, ведь стоит тете Тане услышать от него обвинения в адрес Насти, не избежать сурового наказания. В прошлый раз она запретила ему выходить из комнаты три дня. Она называла это домашним арестом.
Тетя Таня оценивающе посмотрела на стол с раздавленным бутербродом, на пол с крошками и валяющимся ножом, и наконец на футболку.
– Ты знаешь, как трудно вывести жировое пятно? – спокойным тоном спросила она, но Антон знал, что это только начало разговора и спокойный тон непременно сменится на раздражительный, нервный и ненавидящий.
– Знаю, я сам постираю и все уберу, – сказал он и с опаской глянул на тетю Таню.
– Конечно сам, так же как сам убираешься в клетке за хомяком. Заметь, за твоим хомяком. Не моим, не Настиным, не дяди Миши, а твоим. – Так бывает всегда, в любом разговоре она упоминает хомяка Антона и ту невыносимую вонь, которую ей приходится вдыхать. По мнению тети Тани, из-за этой вони у нее не приживаются цветы в горшках, вянут через пару дней после пересадки. Но Антон знал, что цветы вянут из-за кошки Насти, любящей не только погрызть лепестки, но и опрыскать мочой землю. Он молчал, не говорил про кошку, ведь все равно ему не поверят, даже если сами увидят, как она обгладывает цветок. Только теперь Антон