В коконе. Анна Михалевская
должен быть сбой – затем здесь и торчу. Хотя с большей радостью смотрел бы сейчас мультики в тубе.
Последние сутки сеть вела себя странно. Я дважды входил в паучью ипостась и каждый раз ловил предупреждения о возможном прорыве сети. Правда, предупреждения не оправдались, и я ни разу не вылетел. Но прорыв оставался тревожным знаком. «Кокон» держится на паутине. Не будет связей – не будет токов энергии от доноров, пострадают реципиенты. Карабас молчит, но, уверен, киевский офис уже в курсе. Честно говоря, плевать на них хотел. Уволят, так уволят. Хотя Карабас за столько лет почему-то не решился со мной распрощаться. Паука найти непросто, но возможно. В каждом офисе «Кокона» для страховки подобраны досье на несколько кандидатов на роль преемника. В любом случае делать плохо работу я не умел, тем более я отвечал если не за физическое, то за психическое здоровье всех включенных в сеть людей. Отвечал перед собой, не перед корпорацией.
– Виктор Витальевич?! – Фигура Жени проступила из сумерек аллеи, будто привидение.
На лице девушки читался испуг. И с каких таких пирогов? Ну, стоит наголо бритый товарищ, весь в черном, смотрит, не мигая. Привычка у меня такая. Бояться-то чего?
В свете галогенки из стилизованного под старину фонаря на блузке Жени блеснула небольшая золотая брошь в виде паутины – отличительный знак работника «Кокона». Свой я не носил – нравилось думать, что принадлежу себе, а не корпорации.
– Почему до сих пор не в фонтане? Только не говори, что там неудобно пить шампанское!
– Шампанское? Я же не пью!
Евгения плохо понимала мои шутки.
– А фонтан тебя не смущает?
– Нет. Но меня смущаете вы…
– Это пройдет с возрастом.
В резком свете фальшивого фонаря я отчетливо увидел, как вспыхнули щеки ассистентки. Нижняя губа девушки дрогнула. Кажется, переборщил.
Семь лет назад Жене пришлось несладко.
В угол обшарпанной коммуналки забилась девчонка, острые коленки поджаты к подбородку, майка сползла на одно плечо, на виске расплывается синяк, на шее бьется жилка. Затравленный, безумный взгляд. Над ней навис отчим – здоровяк с татуированным торсом, бритый череп, раздуваются ноздри, блестят бусинки поросячьих глаз. Ей пятнадцать, ему сорок один. Он насилует падчерицу каждый раз, когда мать уходит в запой. Только что Женя пыталась сбежать, украла на Привозе11 кошелек у зазевавшегося американца и села в автобус до Николаева. Она давно хотела увидеть большой зоопарк. Но отчим стащил ее со ступеньки автобуса, приволок домой. Отобрал кошелек. Он снимает ремень, расстегивает ширинку… «Это последний раз» – в голове девочки бьется единственная мысль, пропитанная злостью, страхом и какой-то новой неконтролируемой силой.
В паучьей ипостаси я чувствую и вижу все будто изнутри Евгении, но не сливаясь с ней
Крупный рынок в Одессе